Если разобраться, у него особо ничего нет, и сам он никто… Хотя всё же он живёт всю жизнь в своей квартире, с своими родителями (а потом будет ещё в своей – со своей подругой, если уж не женой…), и работает даже – сидя на кресле с колёсиками, что-то вбивая через клавиатуру в виртуальное никчёмно-неинтересное пространство… зато параллельно этому, тут же, через тот же монитор и клаву, высасывая из иного, куда более полезного и познавательного, виртуального пространства практически всё, что душе угодно… причём бесплатно! Что ж ему ещё?!. Дворником, что ль, пойти арбайтать, с тарантасом с корытом и метлой, рыть канавы, асфальт, кирпич и плитку класть «за 20 рублей в месяц»?!.

«Креативный класс», «хипстеры», «горизонтальные люди», «москвополитане»… – сколько всего облагораживающего напридумано (последний термин, кажется, мой собственный!..) в краях непуганых сыночков-дочек, которым, однако, ходить по улицам здесь-и-теперь – да хоть бы разъезжать в такси или на великах «Электра» – всё труднее… Это в кондитерской и булочной, по стишку Родари, «пахнет тестом и сдобой» да «орехом мускатным» и прочим «приятным», но существуют и иные миры, а в них иные ремёсла. Запросто можно, выйдя из авторской кондитерской в центре, наткнуться на выходцев оттуда – всяких чумазых, вонючих, оголодавших, свирепых, необразованных даже трубочистов!..

Есть и другие мужи-москвитяне, чуть более адекватные. В тех же обтягивающих штанцах и с наушничками глубоко – или не очень, коли подешевле – в подзагоревших ушках. И звучит в них не не понять что, а внятное даже находящимся рядом в несущемся-визжащем вагоне подземки неприкрытое отчётливое туц-туц или умц-умц. Есть, в конце концов, и провинциалы – коих теперь на каждого коренного (ну, хоть бы в первом поколении – тут уж не до булошных и турецких барабанов!) прилично-столичного вьюношу приходится человек двадцать какой-то откровенной быдлосельпомассы, которая, если б не гастарбайтеры, составляла бы заметное явление…

А тут иногда даже вздрагиваешь – и все вокруг тоже как-то вздрагивают и на секунду в непролазном людском подземном потоке замирают! – когда какой-нибудь недобитый Джон Леннон человечьим голосом – и довольно громко, но как-то прям интеллигентно – адресуется к еле тянущей что-то по ступеням старушке: «Извините, давайте я вам помогу!» – и подхватывает (иногда, впрочем, выхватывает) тележечку на колёсьях, малое, почти вертикальное подобие гастарбайтерской. Через мгновенье кто-то уже наступает на колёса, на раму, кто-то перепрыгивает, кто-то, матерясь и оря по мобильному, через них спотыкается… отпихивают, обгоняют, протискиваются, всячески толкая и его, и бабусю, и тележку то с одной стороны, то с другой… Короче, куда лучше на ветряные мельницы с копьём бросаться.

С иной же стороны, что действительно трудно вывести, так это гопоту, а подводить под неё какую-то базу – материальную или идеологическую… Были раньше такие кричаще приметные ребята – бритые, в подтяжках и мартинсах, но сейчас таких уже не встретишь (см. выше), и у всех нормальных людей, смотревших «Американскую историю Х» и «Россию 88», слава богу, по ним нет ностальгии. Зато такое ощущение, что примерно это и делается сейчас с мигрантами – а то своих мало!..

Здесь глобальный, стихийный процесс чудится, будто такая же тачанка с разбитым корытом и метлой, пущенная под откос, летит себе вразнос… и как ему противостоять конкретному человеку в конкретном случае, даже и сказать затруднительно. Вот, например, выходим с женой у себя из метро, и тут в переходе у стеночки и на ступенях стоит целая батарея скучающих юных развесёлых разномастных «братьев» – курящих, потягивающих пивко, теребящих телефоны, в спортивных штанах и в шапочках… Но и этого им, конечно же, мало… Если я отстаю от жены – идти в такой толчее об руку невозможно – некоторые из них начинают по своему обычаю, как на фотоэлементах, при приближении девушки цокать – не особенно уж громко, но внятно, неприлично и мерзко причмокивать губищами! Жена реагирует экспрессивно, даже плюётся, но я её побыстрей оттаскиваю от греха. У меня же, как у нормального человека, как ни хочется дать в рожу, пока разум берёт верх: во-первых, у меня сломана правая кисть и на правой ноге не так давно сделана операция по удалению вен, и вообще я по такой жизни весь издёрганный и некрепкий – только взгляд, наверное, даёт им что-то понять; во-вторых, их больше, а я один – некого позвать, никто не заступится: ни друзей, ни знакомых, ни свои прохожие русаки, а тем более милиция (которой здесь никогда и нет, как и на выходе наверху, как и во всём районе!) и прочее государство; и в-третьих, им не составит никакого затрудненья просто вынуть ножичек из кармана и пырнуть, а у меня, как у приличного гражданина, такие затрудненья есть, а ножа, или даже отвёртки, нет. Иногда я, правда, думаю, что вот сейчас сорвусь и, кинувшись на эту самодовольную сволочь, разорву ей рот руками, а потом отожру, как молодой котик у старой крысы, зубами чурило1… Но пока всё же думаю.

Я всё же больше созерцатель и философ, а не воин, и делаю как раз то, что могу, к чему и предназначен. Ничего не разжигаю: понятно, что не разжигать тут надо, а тушить, но тушат водой или окапыванием, но не соломой и порохом, которыми не писатели Москву набивают. Когда встречные гастарбайтеры, показывая белые зубы и знание языка хотя бы на уровне нашего 2 класса (верэ из зэ тэлэфон плиз?), вежливо испрашивают, как найти спорткомплекс «Три кота», я, слегка вздрогнув, очень вежливо им отвечаю. Под мышкой у меня журнал с названием «Дружба народов», и для меня это, не имеющего никакого официального статуса, имеющего здесь статус, по сути, ниже вопрошающих по нофелет (разве что швейцаром устроиться или быт и нравы, как Миклухо-Маклай, изучать!), не пустой звук… Я не сказать, что Ленина помню, но другого Ильича видал по телеку, как везли по брусчатке на катафалке.

Живописанная нами дворниковская тачка, помимо хозяйственной функции (если присмотреться, весьма номинальной), как и «тачка» у других слоёв населения, служит обозначению статуса её владельца. Если ты катишь сей корытный шарабан на колёсиках, то к тебе и отношение такое: в восприятии насельников машин и джипов, да и ездящих на метро тоже, ты просто вонючий гастер, низший, вечно нищий класс обслуги, современная гуманная версия раба, представитель «братьев меньших», отсталых народностей, живущих крохами со стола истинных деятелей… Катаешь ты там и катаешь свою тележку, что-то там грязное делаешь за копейки, о чём мы и знать-то не хотим… Здесь, понимаешь, титаны бьются! Нам, белоручкам, «белым людям», даже вникать-то в подобные грубые материи не подобает! Мы, ещё более истинные западные буржуа, чем истинные западные буржуа, можем только итоговую финансовую прибыль рассчитать – от чего угодно! – да оную распределить.

Именно такое отношение привело к тому, что обходными путями, сначала тонкими ручейками, при зажмуренных глазах и заткнутых ушах государства и общества, в столице России начались срытые процессы, небывалые ещё в новейшей истории… Воспользовавшись присущей нынешним русичам (типа западным всечеловекам, отдельным я-индивидуумам!) пассивностью, тотальной жаждой наживы, полнейшим наплевательством, разобщённостью, отчуждённостью людей в мегаполисе (впрочем, как и положительной исконно русской чертой простецкой приветливости к иноземцам, недавно по-киношному воспетой, например, в лирической комедии «Старухи»), Орда нахлынула… Только не золотая, а какая-то, как произносят в деревне, гонилая… А те, кто восседают в джипах (у коих одни колёсья – не как у той тачки – в метр высотой!), просто подзадраили тонированные стёкла; те, кто в метро, надвинули тёмные очки и заткнули слух наушничками. Авось пронесёт…