застыли в гортани. Все замерло в мнимой окружающей действительности.

— Тут как в шахматах, лучше сильно не спешить, но и слишком долго ждать нельзя. — Гость упер руки в свои бока, он уже больше не был гостем, а больше походил на настоящего хозяина положения. — Лучшим решением и, как я понимаю, входом, будет спокойствие. Вам надо принять положение вещей таким, как оно есть.

Он остановился и ненадолго задумался, вновь принявшись гладить левой рукой бороду.

— Гм… Я, собственно говоря, тут по делу. Мне нужно проследить за выполнением предоставляемой услуги, желанием, или как вам там будет угодно. Поэтому, если все ясно и понятно, то кивните. Это сейчас будет можно.

Александр не сразу понял, что вновь владеет своей шеей и неловко пару раз кивнул, давая понять, что он все понял.

— В здешних реалиях можешь звать меня как хочешь, я не обижусь… Хотя, давай зови-ка меня Павел. Да, вот и договорились.

Новоявленный Павел внимательно и радушно посмотрел на своего слушателя. Было в нем что-то пугающе отталкивающие. Несмотря на добродушное лицо и вечно ухмыляющиеся рот, было явно видно, что он знает на что способен. В любой момент он мог применить свои силы против любого, кто посмеет встать у него на пути. Глаза были полны какой-то странной глубины и осмысленности. Порой казалось, что он не весь находится здесь, а витает где-то в своих облаках.

— Я по-по-понял. — Заикаясь выговорил Александр, чувствуя, что затрясся бы в ознобе если бы мог.

— Не ссы, Сашка. Сделаем дело и разбежимся как в море корабли, как Наполеон и мировое господство. Ну, ты понял. — Пошутил Павел.

Эта фривольность не понравилась Александру, и он почувствовал злость и презрение. Как этот хипстерский щенок смел с ним заговорить в таком тоне. Он даже забыл, что этот человек может с ним сделать.

— Это ты зря, отец. — Громко перебил его мысли Павел, лицо и тело которого стало меняться. Руки его огрубели, а тело высохло, приняв старческую жесткость монаха, который много лет постится. Кучерявые волосы поседели как мел, а лицо стали покрывать мелкие и глубокие шрамы морщин. Взгляд стал холодным и волевым, как у судьи пред вынесением приговора. Только на губах его играла все та же добродушная улыбка.

— Не стоит хаметь, отец. — Весело прервал тишину Павел. Внешний вид которого возвращался в первоначальное состояние. — Давай ближе к делу. Ты можешь изменить некоторые ключевые фрагменты свой жизни. Один фрагмент за один заход. Ты живешь свою новую жизнь, а после мы окончательно прощаемся. Как-то так в общих чертах. Время у тебя есть, но лучше не затягивай, думай. Только хорошо думай, о важном.

Почему-то Александр успокоился и глубоко задумался, вспоминая всю свою прожитую жизнь. В юности он хотел стать экономистом, но как-то не сложилось, не срослось. Он не поступил в ВУЗ с первого раза. От армии откосил, потом пошел работать, семья и мечты об учебе испарились как роса после рассвета.

Только он подумал «что, если», как тут же оказался в одной из аудиторий института. Поступил, с первого раза и все шло просто супер. Напрочь забыв о том, что некогда был стареющим человеком, который стоял на пороге смерти. Теперь для него существовала лишь эта реальность.

Пять лет специалитета пролетели, плавно перейдя в два года магистратуры. А дальше аспирантура, преподавательская деятельность и все в этом духе. Редкие потуги влиться в бизнес, через редкие запросы на консультации по сложным финансовым вопросам. Долгие годы все шло успешно, но привкус победы быстро сменился вкусом поражения.

Ему все время чего-то не хватало. Как бы все было хорошо, все было замечательно, а главное спокойно. Поэтому он решил поправить свое финансовое положение и начал рисковать и влезать в мутные истории. Попытки подняться через махинации с биржей он пропускал мимо, не тянул он такие решения. Не было в нем волевого стержня. Вот только для себя он не мог найти ответа, кто в этом был виноват. Ответ, что это он сам, его категорически не устраивал.

Виновными оказались все, родители, жена, дети, любой, на кого можно было переложить ответственность за свои действия. Неудачи, долги и глупости привели его к лёгкому и простому выходу — наркотики. Он уже не помнил, кто именно его угостил и где. Скорее всего это случилось в очередной раз, когда он пытался, как он думал, найти себя. В начале это была трава, так посмеяться и затуманить свой разум. Потом предложили порошок и понеслось. Его поведение не могло оставаться долго не замеченным для семьи и вскоре он совсем погряз в долгах.

Скорости, с которой он падал на социальное дно, позавидовали бы даже японские электрички. Люди всё замечали, на работе он стал как прокаженный, но его еще терпели. О бизнесе можно было забыть навсегда. Сложнее всего было его жене и детям. Только сам он не видел и не чувствовал, как медленно, но верно он превращается в мерзкого наркошу. Для него существовали лишь приходы и отрыв от реальности, которые с каждым разом становились все дольше и дольше, пока он совсем не потерял связь с реальностью.

Не помня себя, он шатался по улице полностью обдолбанный. Его забеги по волшебным долинам длились по несколько месяцев. Он нюхал, колол, курил, втирал и пил всё, что горело. Так менялся день за днём, пока он не открыл глаза и не увидел белый холодный свет больничной палаты.

Он медленно умирал и ему было совершенно все равно где он и кто он. Его мысли были похожи на хлебный мякиш, а ум практически рассыпался на тысячи осколков.

Широкий силуэт закрыл собой свет, расплываясь непонятным пятном в его глазах. Он не мог разобрать что это, или кто это. Да ему и не хотелось, но почему-то понемногу образ стал очерчиваться, и он смог разобрать, что перед ним стоит здоровенный врач в больничном халате. Маска была надета на нос и топорщилась внизу из-за густой бороды.

— Александр Александрович, как вы до такой жизни-то докатились? Ведь были такие перспективы, могли стать академиком, большим ученым, отечественной, да и не только, науки. Эх, жаль, очень жаль.

— Люди говно. — Промямлил Александр, плавая в забвении, которое постепенно захватывало его как в клещи. — Все говно и мир тоже говно.

— Ну хватит, хватит. — С нотками грубости остановил его доктор. — Значится, первую попытку я засчитываю как удачную.

Только он это сказал, как окружение Александра поменялось. Теперь он уже не был Санькой шнырем, а вновь оказался на своей