Еще один глубокий вдох и еще один глоток вина. По опыту знаю: перед звонком и спором с Леонардом нужно выпить для храбрости. Тогда первые две минуты голос не будет дрожать от осознания того, что ты в эфире.

— Я не собираюсь настраиваться на другую волну, Леонард, — сказала я, когда он вывел меня в эфир. — Вы меня не испугаете!

— Ой, Мэри! — звучало в ответ из телефонной трубки. — Ты же не станешь рассказывать мне о невинных забавах своей матушки и тетушки, которые обожают покупать лотерейные билеты?

— Людям необходимо развлечься, — сказала я. — Нужна надежда.

— Пустая надежда, — быстро парировал он.

Я взглянула на билет, брошенный на стол.

— Азартные игры не принесут вреда, если соблюдать меру.

— Прямо-таки? — усомнился Леонард.

— Почему огромные деньги — миллиарды долларов — должны уходить к индейцам в Коннектикут, когда они так нужны здесь, в Род-Айленде?

— Ты права. Воровская шайка всегда найдет, как распоряжаться дополнительным доходом.

— Бросьте. Управлять всем будут индейцы племени наррагансетов, а не мафия. К тому же назначат комиссию от штата, предпримут соответствующие меры…

— Ты правда веришь, что какие-то меры будут эффективны в Род-Айленде?

Я замялась. Акцент на слове «правда» и сочный баритон Леонарда заставили меня остановиться и подумать. А что я знаю о Род-Айленде? Я и живу-то здесь всего четыре месяца.

— Почему нет? — произнесла я утвердительно.

По радио зазвучали первые ноты «Тэмми влюблена», мелодии для слабоумных, и раздался громкий смех.

— Ах, Хэлли, — назвал он меня моим настоящим именем. — Ты так наивна.

Я стояла у венецианского окна на третьем этаже своей квартиры и смотрела на город, на закрытые магазины и широкие тротуары Уэйленд-сквер. Из делового района доносились вой сирен и размеренный гул машин, двигавшихся по шоссе И-95.

Стояла холодящая осенняя ночь. Под ярким светом луны я ощущала себя беззащитной, словно сама природа вступила в тайный сговор и выставила меня на всеобщее обозрение. Я прокручивала в голове сказанное в эфире и убеждалась в разумности и обоснованности своих утверждений, надеялась на неузнаваемость собственного голоса. Я звонила на передачу Патрика Кеннеди, посвященную легализации азартных игр и священникам-педофилам. Я звонила, чтобы высказаться о плохих фильмах, о хороших ресторанах и о «Потакет ред сокс»[2]. Руки невольно закрыли лицо. Боже, ведь я звоню, чтобы обсуждать все подряд!

Но каким образом Леонард догадался, что это я? Он запомнил интервью на благотворительном веломарафоне? Неужели мой хриплый голос так узнаваем? Или я выдала себя частыми цитатами из газет?

Я повесила трубку, как только он назвал мое имя. Хотя какая разница: дальше все равно пошла бы реклама. И почему я всегда иду у себя на поводу? Зачем звоню каждый вечер?

Тысяча квадратных миль — слишком небольшая территория для штата. Род-Айленд следует присоединить к Массачусетсу. Произошло бы культурное слияние. В Провиденсе все бы слушали передачи из Бостона.

После дюжины клятв никогда больше не звонить на радио я решила, что пора ложиться спать, выключила светильник и направилась в ванную. Квартиру освещал лунный свет. Проходя мимо стола, я заметила маленький квадратик — забытый билет.

Осталась надежда: выиграю миллион долларов и перестану переживать из-за собственного идиотизма. Подобрав билет, я вернулась к окну. «Грин покер» — ярко-зеленая карточка, на которой изображен эльф с игральными картами. Защитный слой сходил плохо, будто билет провалялся на прилавке слишком долго, но я справилась. У эльфа оказалось две дамы.

Я занялась своими картами. Под первым квадратиком — тройка треф. Под вторым быстро очищенным квадратиком меня порадовала дама бубен. Надо полагать, под следующими двумя будут провальные пятерка пик и восьмерка треф. Не теша себя надеждой, я стерла последний.

Дама червей. Вот повезло! Пара, или, на жаргоне лотереи «Грин покер», двойная госпожа удача. Пятьдесят баксов, на тот момент — гигантский выигрыш.

Нет, все-таки Род-Айленд имеет право на статус независимого штата.

В это время года, когда по улицам не ездят машины туристов, от моего дома в Провиденсе до офиса в Саут-Кингстоне около двадцати пяти минут езды. Я работаю в длинном здании, и мне приходится парковаться под самыми окнами. Иногда появляется желание проехать через стекло прямо к столу.

Я пришла первой и была вынуждена искать ключи на дне рюкзака. Главная редакция газеты «Провиденс морнинг кроникл» находится в самом центре города, небольшие бюро разбросаны по всему штату. Создавая их, исходили из того, что жителям отдаленных районов нравится видеть у себя журналистов и иметь возможность заглянуть к нам, забросить пресс-релиз родительского комитета или отчет о спортивных достижениях школьной команды. Бюро в Саут-Кингстоне, втиснутое между клубом серфингистов и кафе «Завтрак у Поппи», представляет собой комнату с ярко-белыми стенами и линолеумом под мрамор, в которой стоят три стола и два компьютера.

Порой я не понимаю, какого черта делаю в этой дыре, да и вообще в Род-Айленде. Уходя из бостонского «Леджера», я обещала себе никогда больше не заниматься журналистикой, не поддаваться эмоциям. Однако после трех лет метаний, в течение которых я перепробовала самую разную работу — от агента по связям с общественностью до официантки и барменши, я начала все заново в маленьком офисе, в сравнительно маленькой газете и в невероятно маленьком штате.

Из-за хронической смены работы, перемежавшейся с ее же поиском, у меня накопилась уйма долгов, включая крупную сумму у матери. «Могло быть и хуже, — напомнила я себе, повернув ключ в замке и настежь распахнув дверь. — Продолжала бы прислуживать космополитам».

Я подобрала с тротуара стопку свежих номеров «Кроникл» и положила на прилавок, преграждавший путь в помещение. Теперь газеты видно с улицы через стеклянную стену, и люди станут заходить и спрашивать, можно ли купить номер. Как ни странно, согласно правилам, мы должны ответить им «нет» и направить в «Поппи», в дверь напротив, или в аптеку, в самом дальнем углу здания.

Я подошла к столу, повесила пиджак на спинку стула и кинула рюкзак на пол. В верхнем ящике лежал кусок мрамора, украшенный бронзовым пером и старомодной чернильницей. Награда за очерк о Техиане — последнюю статью, написанную для «Леджера». Обычно я держу ящик закрытым.

Взяв блокнот, я позвонила местному диспетчеру и спросила, не поступали ли звонки в полицию или пожарную службу. Наше бюро освещает события в Саут-Кингстоне, Наррагансете и Норт-Кингстоне — прибрежных районах. В мертвый сезон здесь достаточно спокойно. Все, на что я могла надеяться, — это на драку во время студенческой вечеринки в Род-Айлендском университете.