Вид безголового мужчины немного ошарашивал. По дороге из терминала к багажной стойке Джоанна заметила отвратительный плакат и поспешно отвернулась, и Пол ощутил неясный укол страха.

Они долго-долго возились на таможне, и проход сквозь строй солдат, вооруженных автоматами Калашникова и мрачно взиравших на пассажиров, тоже не улучшил настроения. А когда наконец разобрались с чемоданами, к ним подошел седой человек с табличкой, на которой коряво от руки было выведено: «Брейдбарт Пол», – фамилия оказалась написанной неверно.

– А меня он принимает за багаж? – проворчала Джоанна.

– Пабло, – назвался встречающий, застенчиво пожал Полу руку и быстрым движением схватил все три чемодана. А когда Пол попытался отнять у него хотя бы один – как-никак колумбиец был лет на тридцать старше его, – вежливо отказал и улыбнулся. – Все в порядке… Следуйте за мной.

Пабло наняли через местный сиротский приют Святой Регины. «Я буду вашим человеком в Боготе», – объяснил он. Он взялся их возить, совершать покупки и помогать на всех этапах оформления документов. И заверил, что постоянно будет рядом.

Это успокаивало.

Пабло провел их сквозь буйную, неуправляемую толпу. Любой аэропорт мира – это своего рода эксперимент в области слабо организованного хаоса, но «Эльдорадо» оказался хуже всех остальных. Пассажиры напоминали возбужденных футбольных фанатов – шумные, толкающиеся, агрессивные. В свое время Пол не слишком преуспел в испанском и теперь забыл, как сказать «извините» и «позвольте пройти»; вместо этого он прибегал к примитивному языку жестов. Большинство не обращали на него внимания, другие смотрели так, словно он повредился в уме. В конце концов пришлось просто расталкивать людей направо и налево.

Но продраться сквозь толпу оказалось не самым сложным.

Труднее оказалось угнаться за Скороходом Гонзалесом, который до этого назвался Пабло.

Для человека, которому стукнуло семьдесят, он обладал необыкновенной прытью. А ведь он еще тащил на себе три раздутых от вещей чемодана.

– Может, он жует коку или еще что-нибудь? – предположила Джоанна. Три дня в неделю жена совершала пробежки и могла выдержать полтора часа на тренажере, но и она едва поспевала.

– Пабло! – Пол раз, другой, третий выкрикнул его имя, прежде чем человек, которому надлежало находиться рядом с ними, как приклеенному, наконец обернулся и заметил, что вверенная ему парочка совершенно запыхалась и опасно отстала.

– Извините, – почти застенчиво проговорил он. – Я привык, как это вы говорите… поторапливаться.

– Ничего, – отозвался Пол. – Мы просто боялись вас потерять.

Они выскользнули из боковой двери и оказались на задворках примыкающей к терминалу стоянки. Море машин, испещренное фигурками медленно бредущих людей, казалось бескрайним.

– Что это за запах? – спросила Джоанна.

Пол потянул воздух и чуть не ответил: «Бензин и дизельное топливо». Но Джоанна обладала невероятно острым обонянием, и он промолчал.

– Ну вот… Подождите здесь… – Пабло поставил чемоданы на растрескавшийся асфальт и отошел ярдов на двадцать – к какой-то будочке, которая отсюда казалась чем-то вроде билетной кассы. Но это была не касса.

Пабло вернулся с двумя плотно упакованными свертками, из которых исходили тонкие струйки пара.

– Empanadas,[3]– сказал он, передавая свертки Полу и Джоанне. – Polio.[4]

– Цыплята, – шепнул Пол на ухо Джоанне.

– Спасибо за подсказку, – поблагодарила она. – Я такие ела в «Тако Белл».[5]– И, повернувшись к Пабло, спросила: – Сколько мы вам должны?

– Nada,[6]– мотнул головой тот.

– Благодарю вас, вы очень щедры. – Она откусила кусок и слизнула потекший по губе сок. – М-м-м… очень вкусно.

Пабло улыбнулся, и Пол решил, что лицо у него одновременно и мягкое, и грубое. Во всяком случае, обветренное.

– Ждите здесь, я схожу за машиной. – Провожатый явно отдавал должное их слабому телосложению.

– Приятный человек, – проговорила Джоанна, когда Пабло скрылся за шеренгами «фольксвагенов», «рено» и «мини-куперов».

– Может, его и усыновим? – Пол взял жену за руку и почувствовал, что ее ладонь мокрая от пота. – Волнуешься?

– Да, – кивнула она.

– В масштабе один к десяти?

– К шестьсот одиннадцати.

– Всего-то?

Через несколько мгновений появился Пабло за рулем допотопного синего «пежо».

Их адвокат заказал им гостиницу в лучшем районе Боготы, с французским названием и американскими удобствами. Место именовалось Калле-93 и было набито модными бутиками, первоклассными отелями и хипповыми ресторанами с затемненными стеклами, отливающими синевой.

Гостиница называлась «Эспланада». Слово отдавало французским шиком, но в меню закусочной при входе значились техасские бургеры и филадельфийское жаркое.

Из окна номера на десятом этаже открывался вольный вид на окрестные зеленые горы. Когда Джоанна открыла жалюзи и показала их Полу, тот не мог отделаться от чувства, что с вершин на него смотрят партизаны. Но он решил не делиться своими ощущениями с женой.

Их, разумеется, предостерегали против поездки в Колумбию.

Их личный адвокат советовал попытать счастья где-нибудь еще.

Где угодно.

Например, в Корее, предложил он. Или в Венгрии. «А что скажете насчет Китая?» Колумбия – слишком нестабильная страна, уверял юрист и добавил: «Самая перспективная отрасль промышленности там – производство пуленепробиваемого стекла».

Но в Корее, Венгрии или Китае это может занять до четырех лет.

В Колумбии на все уходит два месяца. Самое большее.

Прождав пять долгих изнурительных лет, они считали, что еще четыре года им не вынести. Отчаяние взяло верх и положило благоразумие на лопатки.

Их немедленно отправили к другому адвокату, который занимался Латинской Америкой.

Его звали Майлз Гольдштейн, и, судя по всему, он оказался настоящим энтузиастом. Был страстным, импульсивным, абсолютно неутомимым и беззаветно преданным своему делу. Он стремился свести две разъединенные страдающие стороны. Были дети, которым требовался дом, и были супружеские пары, которые хотели детей. Его миссия заключалась в том, чтобы сделать и тех и других счастливыми. И прямо над его головой висело вытканное от руки изречение: «Тот, кто спас одного ребенка, спас целый мир».