— Мне понадобятся чистые документы, — неожиданно сказал он, глядя на матрас верхнего яруса нар.

— Будут, потом их уничтожишь. Жить должен под своим именем. Ты не должен таиться, потому что ни в чем не виноват. Сечешь?

Жора был прав. За такими типами, как он, всегда наблюдать будут. Тем более его лишили профессии и любой деятельности, связанной с химией. Как профессионала, делающего бомбы. Или врача, занимающегося подпольными абортами. Одним словом, света в окошке не видно, а ему еще сорока нет.

Убить четверых? Андрей к смерти относился философски. Он всегда интересовался результатами своей работы, к которой относился фанатично. Сама смерть Андрея не интересовала. Даже собственная.

Сейчас ему предложили выход из тупика. Довольно сложный, но хорошо оплачиваемый. Ладно, пусть так. Нужна лишь аккуратность, чтобы не сесть на пожизненное. Это пугало его куда больше смерти.

Больше они не разговаривали. Жора Моркляк — трус. Он никому не доверяет. Имея столько денег, мог бы давно нанять киллера. Профессионалов больше чем достаточно. Но он боится. Ему нужен тихий и неопасный дурачок. Он его нашел. Но даже если он читал его дело, то ни черта в нем не понял. К тому же за шесть лет Андрей не получил ни одного письма и не удостоился ни одного посещения, не считая визитов адвоката. Редких визитов. О своих подопытных, снявших пробу с его «творений», он ничего не знал и знать не хотел. О результатах работы ему докладывал сам начальник, он предоставлял и анализы, взятые уже у трупов. Дело Андрея — корректировать ошибки.

Да, когда-то у него была чертовски интересная жизнь. Сейчас он смотрел на нее как на ночной кошмар. Но, видимо, судьба для него ничего неожиданного не приготовила.

Андрей вышел на свободу через неделю. На дворе стоял ноябрь, и зима давала о себе знать. Моркляк дал ему денег на первое время. Он купил себе теплую одежду и билеты на поезд.

До Новосибирска ехал сутки.

Дело Андрея Коптилина имело большой резонанс, его еще помнили. Отнеслись к его освобождению спокойно. Паспорт обещали сделать через неделю, спросили, где будет жить.

— У меня есть однокомнатный клоповник. Надеюсь, его не отняли. Он приватизирован.

— Цел твой клоповник. А работу ищи сам. Тут мы тебе не помощники. А лучше завербуйся на какую-нибудь стройку и сваливай, где тебя не знают. Только тут же встань на учет, чтобы тебя не искали с собаками.

— Все понял, начальник.

Одну галочку поставил. Дошла очередь до следующей. Он всегда шел от простого к сложному.

Дверь ему открыл пожилой мужчина лет семидесяти. Он его не узнал. Андрей пришел в телогрейке, небритый, сильно похудевший, с тусклым взглядом. Ничего не осталось от красавца, от которого женщины когда-то не сводили глаз.

— Здравствуй, Илья Федорович. Не узнаешь? Я Коптилин. Вышел досрочно, и первый визит к тебе как надежному человеку.

Хозяин еще долго приглядывался к позднему гостю, потом распахнул дверь и коротко прохрипел:

— Заходи.

Квартирка скромная, старомодная. Бывший полковник милиции мог бы жить и лучше. Но казалось, он плюнул и на себя, и на собственное благополучие.

— Бобылем живешь? — спросил Андрей.

— Доживаю. А как адресок мой добыл?

— Я адвокату хорошие деньги когда-то платил.

Прошли на кухню. Старик достал водку из холодильника и скромную закуску. Сели за стол. Выпили без тостов.

— Есть вопросы, которые до сих пор не дают мне покоя, — начал Андрей. — Я написал чистуху в убийстве своей жены. У меня был шанс. Физическая смерть должна была наступить через двенадцать часов после приема препарата. Времени оставалось вагон, жену еще можно было поднять из гроба. Я знал, что противоядие есть в лаборатории. Ты и Белухин знали, где его найти. Я разбудил бы Лену от летаргического сна, а суд не обвинил бы меня в умышленном убийстве. За покушение дали бы от силы два года плюс чистосердечное признание. Все к тому и шло. Следователь забрал мое признание, а потом выложил факты. В лаборатории противоядие не нашли, ты и Белухин скрылись в неизвестном направлении. Купили билет, сели на самолет и улетели в Израиль. Всё: жену спасти не удалось. И только через год отсидки адвокат мне сказал, что ты и Белухин живете в Новосибирске и никуда не уезжали. А это значит, что следователь Ильин умышленно убил мою жену. Вот такая каша варится в моей башке.

Хозяин опять налил водки в стаканы.

— У следователя имелся зуб на тебя?

— Имелся, — не задумываясь, ответил Андрей.

— Этим все сказано. Ты как ученый мог бы все свалить на начальника института — бывшего мужа твоей жены. Ты пахал на него ради Лены. Одним словом, за руку тебя никто не поймал. Сам себя посадил, а Ильин только корректировал твои ответы. Я старый мент, мне такие фокусы известны. Меня и Кешу Белухина взяли в тот же день. Нас вечером, тебя ночью. Продержали в камере сутки, а выпустили, когда тебя отправили в изолятор. Никуда мы не сбегали, противоядия в лаборатории не было. И твоего препарата тоже. Грешить на нас нечего. Институт закрыли на ремонт, но он так и не открылся. Сейчас там госпиталь. Что касается твоей жены, то я не думаю, что Ильин убил ее. Возможно, она ждала, когда ты ее отравишь, возможно, сама дала следователю противоядие. Или Ильин его нашел. Ты дал ему описание пробирки с противоядием и номер и сказал, где все лежит. Тут вариантов много.

— Но если эта сука жива, то за что меня судили?

— Труп в зале суда не предъявляют. Достаточно свидетельства о смерти, которое тебе выдали сразу. А потом они состряпали акт медицинской экспертизы с признаками отравления плюс твое чистосердечное признание.

— Жаль, что я не подумал об этом шесть лет назад.

— Я тоже не сразу расчухал, в чем дело. Мы хотели попасть на твой суд, но в этот день нас с Белухиным снова арестовали. Без всяких причин. Потом извинились, мол, спутали с другими. Я тогда понял, что дело шитое. А теперь сюрприз для тебя.

Он достал со шкафа пыльный журнальчик «Огонек» пятилетней давности и открыл одну из страниц. На фотографии шикарная высотка. Ковровая дорожка, ведущая к зданию. По ступеням поднимаются улыбающиеся люди. Неожиданно Андрей вздрогнул. Среди цветущих дам выделялась его жена, Елена Сергеевна Подрезкова. Она сверкала своей ослепительной улыбкой, держа под руку солидного мужчину лет шестидесяти.

— Как видишь, она своих привычек не меняет. Зяме, ее первому мужу, тоже было шестьдесят, когда она от него избавилась. Может, и этот уже гниет в земле. Черная вдова. Паучиха. Пожирает своих самцов после спаривания.

— Где это?

— Физико-химическая конференция в Москве. На нее со всей страны ученые слетелись. Так что среди толпы не только москвичи. И Леночка твоя жива.

— А как же ее состояние? Где недвижимость, счета в банке? На меня она ни копейки не записала, ее завещание оказалось липовым. При мне оформила завещание, а на следующий день написала отказ от него, нотариально заверила и передала адвокату. Он предъявил его в суде. Это и стало дополнительным мотивом: свою жену я убил из-за наследства. И тут она меня обыграла.