Некоторые мои герои оказались очень талантливыми рассказчиками с тончайшим чувством юмора, а кто-то был немногословен – в этой среде такое качество считается ценным активом.

У каждого героя есть небольшая характеристика. О ком-то из них я могу рассказать много – настоящее имя, дату рождения (это один из ключевых моментов, ведь он показывает, как менялась жизнь пацанов в каждом поколении), год вступления в группировку, ее название и нынешний род деятельности спикера. Но многие из них хотя и были откровенны в рассказах, были не готовы назвать свои настоящие имена и даже группировку.

Вместе с воспоминаниями других участников я использовал и свои, но так как мой опыт был не самым значительным, они появятся лишь в начале и конце повествования. Кроме того, для чистоты исследования свои воспоминания я записал заранее, чтобы не было соблазна подправить их, когда я окажусь в теме намного глубже.

В книге я затрону и современное положение дел на улицах, но в основном сконцентрируюсь на главном десятилетии казанского феномена – 1980-х. Во второй половине этого переходного от социализма к капитализму десятилетия о проблеме заговорили широко в прессе и обществе. Эти времена запомнились жителям Казани ожесточенными подростковыми драками «за асфальт». Истоки явления находятся в семидесятых годах: именно тогда произошла трансформация дворовых команд в агрессивные территориальные группировки. Мы ихрассмотрим через историю самой известной группировки тех лет – «Тяп-Ляпа». В 1990-е произошла еще одна трансформация: на этот раз группировки превратились во взрослые бандитские ОПГ, ОПС и ОПФ, а массовые драки сменили заказные убийства.

Если вслед за социологами мы рассматриваем группировки и пацанов как квазигосударства со своими гражданами, порядком и принадлежащей государству территорией, лучше всего понять характер взаимоотношений внутри них можно будет, проанализировав специфику их структуры, иерархии, понятий, запретов и ритуалов. Правила поведения пацанов и структура группировок были общегородскими. Где-то могли быть незначительные отличия в названиях возрастов или способах наказания, но суть не менялась.

Достаточно многочисленные поклонники версии появления казанского феномена в кабинетах КГБ считают, что уличные пацаны не могли сами придумать такие вменяемые инструменты управления молодежью, им обязательно должен был кто-то помочь или подсказать. Прямых доказательств участия КГБ, как и доступа к архивам самого всемогущего силового ведомства СССР, у меня нет, но отметать эту версию совсем было бы безосновательно.

I

Введение

Глава 1. Что такое казанский феномен

В 1988 году в июльском номере журнала «Огонёк» вышел материал Дмитрия Лиханова «„Дрянные“ мальчишки» [2]. В этом тексте впервые встречается словосочетание «казанский феномен»: «„Государство в государстве“ – пожалуй, наиболее точное определение казанского феномена». Это был развернутый репортаж о трудных подростках из Казани, которые поделили весь город на территории враждующих группировок. «Если вечером выйти на казанские улицы, почти повсюду можно встретить усиленные милицейские патрули, комсомольские отряды и небольшие компании взрослых с красными повязками на рукавах. Один только Кировский район Казани ежедневно охраняют 275 общественников, 5 машин РОВД и еще 15 автомобилей, полученных под это дело у районных предприятий», – писал журналист.

После репортажа и резонансных материалов «Лев готовится к прыжку» и «Экстремальная модель» Юрия Щекочихина в «Литературной газете», где автор глубоко проанализировал проблему и экстраполировал ее на весь Советский Союз, в Казань в поисках сенсаций косяками потянулись столичные репортеры с одним вопросом «Где у вас тут подростки убивают друг друга?». Перестроечные СМИ тогда будто сорвались с цепи – о казанских группировках написали «Советский спорт», «Комсомольская правда», «Новый мир» и многие другие издания. Апофеозом массовой медиаистерии стала статья о the Kazan phenomenon в The New York Times.

Проблема в городе моего детства была почти на 20 лет старше репортажа Лиханова. Уже во времена брежневского застоя на всю Казань гремела группировка «Тяп-Ляп», сколоченная из спортивной молодежи на окраине города, в районе завода «Теплоконтроль». 31 августа 1978 года «тепловские» пацаны вместе с союзниками («павлюхинскими», «мирновскими», «суконовскими» и «тукаевскими») устроили устрашающий пробег с огнестрелом по территории своих врагов – Ново-Татарской слободе, где случайным выстрелом убили 74-летнего пенсионера. Через два года состоялся закрытый суд, на котором 28 участников группировки осудили на длительные сроки по экзотической для тех времен 77-й статье – «Бандитизм», а также за грабежи, убийства и покушения. Четверо «тяпляповцев» были приговорены к расстрелу (позже двоим его заменили на длительные сроки). Но было поздно.

К началу 1980-х группировки (тогда их называли «моталки», чуть позже – «конторы» и «улицы») начали расти как грибы после дождя. По моим подсчетам, к концу десятилетия в Казани их было уже более ста. Каждая охраняла свои незримые границы – пацаны буквально занимались «дележом асфальта». Спортивные парни, одетые в телогрейки и шапочки-фернандельки, стали мрачным символом столицы советского Татарстана. Они не употребляли наркотики и алкоголь и даже не курили: на это существовал запрет от старших. Они ходили на регулярные сборы, жили по пацанским понятиям, воевали между собой, «щемили чушпанов» (третировали подростков, не участвовавших в группировках), ездили в Москву и Ленинград снимать одежду с мажоров и драться с люберами. По сути группировки напоминали закрытые мини-государства со своими территорией, законами, гражданами, жесткой возрастной иерархией, железной дисциплиной, специфическими ритуалами и модой.

Милиция, которая поначалу закрывала глаза на проблему группировок, потому что «в СССР нет организованной преступности» (а раз ее нет, то и бороться с ней не надо), момент упустила и была уже не в силах справиться с ней. Несовершеннолетних хулиганов и драчунов по тогдашнему Уголовному кодексу привлекать было не за что.

В результате злополучного набега «тяпляповцев» полетело много голов местных руководителей МВД. Они умудрились проворонить банду, о которой из-за океана вещал запрещенный в Союзе «Голос Америки». Когда в конце 1980-х проблему всё же признали и стали в ней разбираться, поняли, что ответственность лежит не только на милиции, но и в не меньшей степени на школе и комсомоле, стремительно теряющем позиции. Однако учителя и комсомольские организации не были готовы принять весь огонь на себя и разводили руками, переводя стрелки друг на друга и на милицию. «„Казалось бы, кому как не комсомолу заняться наведением порядка в микрорайонах, противопоставив свой авторитет авторитету лидеров группировок, калечащих судьбы ребят?“ – вопрошает первый секретарь Татарского обкома КПСС Усманов. Но тут же журит и милицию: „Нужно прямо сказать, что органы внутренних дел проявляют нерешительность в пресечении подростковой преступности, а предпринимаемые ими меры не дают должных результатов“» [3].

Описанная в центральных СМИ зараза быстро перекинулась сначала на