с ней из-за грохота в квартире, звон-то от бьющейся посуды был сильным! Пытаясь вернуться к работе, Люсе то и дело мерещилась та бабуля из метро.

Было уже поздно, когда все торговые комплексы стали закрываться и персонал расходился по домам. По дороге домой Люся всё оглядывалась по сторонам, боясь встретить ту самую бабулю из метро, но возле дома она почувствовала что кто-то крепко схватил её за плечо:

— Ты вчера шумела надо мной в квартире? — тихо спросила её Антонина Ивановна.

— Простите, я не специально. Просто посуда… — дрожащим голосом ответила Люся.

— Посуда, вилки, ложки, всё из рук валилось, правда? Не ссы. Я ружьё сегодня с собой не брала. Я так, вышла косточки свои размять.

— Так Вы же…

— Умерла? Да. А что, мне теперь гулять нельзя? Я наоборот, свободней стала, не нужно больше это дурацкое пальто на себя натягивать. Знаешь, оно мне так не нравилось!

— А зачем же Вы его тогда купили?

— Да чёрт меня знает. Что было в магазине в то время, то и купила. Вон Нинка Аросьева покупала себе всякое дерьмо и не жаловалась, думала, что ей всё очень идёт. Даже на старости лет с дедом познакомилась в метро, до сих пор туда ходит, ждёт его, только долго ещё ждать придётся.

— Это Вы про кого рассказываете?

— Ладно тебе дурочку ломать тут! Со мной разговариваешь, значит и Нинку в метро сегодня видела. А он всё ещё живёт! Может и не знает, что его бабки уже нет.

— А как они познакомились?

— Ты деточка моя, приходи в сквер во вторник рано утром, я тебе всё расскажу. А то на тебя уже все косятся, думают, что ты сама с собой разговариваешь.

— По Вам и не скажешь, что Вас уже нет.

— Я есть! Была, есть и буду… На зло всем, кто не любил меня. Но ты не боись, тебя я не трону. Ты девка хорошая, хоть и с придурью немного. До вторника!

— До вторника!

— Какого вторника? Люся, ты о чём? — удивилась Люсина пожилая соседка по лестничной площадке, выходя из дома на прогулку с маленькой собачкой.

— Проговариваю вслух, что в квартире нужно успеть убраться до вторника. — Люся на ходу придумала ответ.

— Уборка — это дело святое! Но обычно убираются в чистый четверг.

— Да я как-то не слежу за этим, у меня график работы другой совсем.

— Плохо. Нужно соблюдать! Ты в церковь давно ходила? — но соседка осталась без ответа, перед ней медленно закрылась домофонная дверь, а Люся тем временем уже поднималась в лифте на свой этаж.

Люся пришла в сквер ранним утром во вторник, как и договаривалась с Антониной Ивановной, но спустя два часа прогулки на осеннем морозе к ней так никто и не подошёл. Продрогшая от холода Люся шла домой и бубнила себе под нос, что она совсем сошла с ума от разговоров с чужими голосами и клялась себе взяться за ум, чтобы больше не вестись на это. Днём она услышала из квартиры снизу, где жила Антонина Ивановна, странные испуганные женские крики. Все соседи сбежались к той квартире, чтобы узнать, что происходит, Люся тоже спустилась к остальным.

— Я в этой квартире жить не буду! Ты, если хочешь, оставайся, а я поехала! — сказала кому-то женщина в норковой шубе, выбегая из квартиры.

— А что случилось? — спросила Люся, поправляя на себе тёплую пижаму.

— Квартиру всё никак продать не могут. Здесь же раньше наша сумасшедшая с ружьём жила. Видимо, она и не даёт это сделать. — сказал Иван Николаевич, сосед Антонины Ивановны.

— Никакая она не сумасшедшая! — возразила Люся.

— Вы ещё скажите мне, что она была ангелом во плоти. Тьфу, молодёжь! Не знала бабку, так не говори ерунды! — буркнул Иван Николаевич и захлопнул за собой дверь своей квартиры.

Люся в недоумении осталась стоять у лестницы, как вдруг среди шума ещё открытой чужой квартиры, услышала мужской голос:

— Антонина Ивановна! Ради Бога! Ну успокойтесь Вы уже и дайте нам продать вашу квартиру! Вы мне так всех клиентов распугаете!

После затишья Люся решилась зайти в эту квартиру, как вдруг снова услышала знакомый голос:

— Ты свой нос сюда не суй! Уходи отсюда, пока тебя не застрелила!

Люся подумала, что это было сказано ей и поспешила выйти из квартиры, как вдруг её с пути сбил поседевший от страха молодой риелтор, который выбежал из квартиры с расстёгнутым портфелем.

— Постойте! У Вас выпали бумаги! — крикнула ему вслед Люся, но он даже не обернулся, а через секунду она услышала стрельбу из ружья и увидела на полу в коридоре парящий дым от вылетевших уже дырявых бумаг.

— Антонина Ивановна, это Вы? — спросила Люся, поднимая дымящийся листок с пола, но ей никто не ответил.

Собрав разбросанные документы на старый деревянный стол, у которого уже со временем потрескалось лаковое покрытие, Люся захлопнула за собой дверь квартиры Антонины Ивановны и пошла к себе домой.

Пока Люся наводила порядок в своей квартире, у неё начинался хаос в голове от шума на лестничной площадке. И если поначалу громко включённая музыка в магнитофоне ещё спасала ситуацию и её ни что не отвлекало, то эти звуки она уже не в силах была выдержать.

— Ваня! Ну успокойся! Нет тут никого в зеркале! — Надежда Игоревна пыталась успокоить своего мужа.

— А я говорю, что есть! И не смей мне перечить! — Иван Николаевич вышел из квартиры с зеркалом из прихожей в руках.

— Может быть Вам чем-то помочь? — поинтересовалась Люся, выглядывая с лестницы.

— Нет! Я не нуждаюсь ни в чьей помощи! Я вам ещё докажу, что нахожусь в здравом уме! — гневно ворчал Иван Николаевич и вернулся обратно к себе в квартиру.

Люся тоже решила вернуться к себе домой.

* * *

На кухне у Ивана Николаевича:

— Вань, просто ты испугался бликов от солнца! — продолжала его успокаивать Надежда Игоревна.

— Надя! Мы в Петербурге живём! Какой может быть испуг от солнца? Ему радоваться нужно!

— Кто-то радуется, кто-то его избегает. Ты что, забыл, какие здесь люди жили в 80-е годы? Они боялись на солнце выходить!

— Правильно, Наденька! Потому, что у их ребёнка была тогда ещё редкая болезнь! А сейчас — на кого не посмотри — все больны чем-то. Ни одного здорового ребёнка нет! И если такой рождается — это большая редкость!

— Ерунды не говори. Нормальные дети рождаются.

— Ну да, конечно! А чего у нас тогда по телевизору то и дело мелькают рекламы с просьбой о помощи детям? А сколько