Рядом не было никого, кто мог бы услышать эти слова, однако птицы смолкли, и стихло жужжание мух.

Затем она выпрямилась и двинулась к лесу. Впереди между деревьев сверкнула гладь озера, в которой отражались скалы и расплавленный поток света заходящего солнца. Она, все еще что–то выискивая, медленно шла по берегу. Нашла кочку, покрытую мхом, которая вся была пропитана кровью, рядом валялись порванная одежда, щит с вмятиной от удара и шлем, увенчанный короной. Женщина подняла корону и повертела ее в руках. Затем подошла к озеру и стала всматриваться в воду, произнося таинственные слова древнего языка. На водном зеркале появилась перевернутая тень, отражение того, чего не было. Медленно двигалась ладья, чью скорбную ношу она не могла видеть, но догадывалась о ней. В ладье сидела женщина с волосами столь же черными, как у нее. Женщина улыбалась из глубины вод, и это была улыбка сладостного триумфа.

— Теперь он мой, — сказала женщина из отражения, — мертвый или умирающий — он мой навеки.

Слова не были произнесены вслух, но они вспыхнули в мозгу и были понятнее любых звуков. Она резко взмахнула рукой, и видение исчезло. Поверхность озера даже не колыхнулась.

— Где же меч? — спросила она у неба, у деревьев, но ответа не было. — Он вернулся туда, откуда появился? — Она невесело усмехнулась, надвинула на глаза капюшон, затем снова подняла корону и швырнула ее в воду. Гладь воды разбежалась кругами, и корона исчезла.

Женщина шла по лесу, не глядя по сторонам, ей больше нечего было искать. Холмы спрятали за собой солнце, и туман заструился меж ветвей деревьев. Сбежались тени, слившись в темноту. Женщина шла сквозь тьму не останавливаясь, не спотыкаясь, уверенно, без страха. Она пришла к месту, где встретились три дерева, их верхушки соединились, их ветви переплелись. Это было самое дикое, самое тайное место леса, там было так черно, как не бывает даже самой темной ночью. Она остановилась, вглядываясь в некое сгущение этой темноты, в блеск глаз без лица, висящих в воздухе.

Моргас, — прошептал, обращаясь к ней, голос, который мог бы быть ветром, пролетевшим по листьям, но ночь была безветренной. — Моргас, — глухо выдохнула земля.

Чего ты от меня хочешь? — спросила она, и в тоне, которым был задан вопрос, не было ни капли страха.

Ты проиграла, — произнес голос из глубины леса. — Лишь только окончится шторм, придут корабли, и северяне, с ледяными серыми глазами, со снежно–белыми волосами, как зимний ветер пронесутся по этому острову, который ты так любишь. Король должен был оказать им сопротивление, но из–за

твоих интриг он свергнут, и королевство погибло. Твое время окончилось. Ты должна пройти сквозь Врата или останешься здесь, цепляясь в тщетной надежде за прошлые победы до тех пор, пока твое тело не иссохнет и будет существовать лишь твой дух — зыбкое, серое привидение, воющее от одиночества. Я даже не пошевельну пальцем — ты отдаешь Британию мне.

В долгой войне я проиграла это сражение, — сказала она. — Но я еще не готова к смерти.

Так живи, — коротко прошелестел голос из бархатной ночи. — Разве я не Старейший? Разве я не самый могущественный? Разве я не бог тьмы? Доверь мне свою судьбу, и я исполню все желания твоего сердца. Ты станешь одной из тех, кто своими черными крыльями устраивают затмение на земле. Только покорись мне, и все, чего пожелаешь, будет твоим.

Тот, кто предлагает подарки проигравшему, — не победитель, — возразила она. — Я не желаю иметь дела ни с демоном, ни с богом. Убирайся прочь, Старый! Или испытай свою силу в борьбе с Даром Человека. Varde! Отправляйся в преисподню, порождение бездны! Ne haman! Envarre!

Тьма внезапно пришла в движение, блестящие глаза поплыли в сторону и замелькали меж стволов. Она уловила ярость, которая вспыхнула и затухла, услышала эхо холодного смеха.

— Нет смысла уничтожать тебя, Моргас. Ты сама себя уничтожишь.

Лес опустел, и она осталась одна.

Она вышла на поле боя, где уже убирали трупы и рыли могилы, чтобы похоронить мертвых. Но вскоре могильщики один за другим покинули поле, оставив свое печальное дело до завтрашнего утра. Два факела, забытые ими, неверным красным пламенем светили на тела, некоторые из которых уже были завернуты в саваны. Это были простые солдаты из крепостных крестьян, их оружие успели утащить мародеры, с них даже сняли обувь. В вырытых ямах дрожали черные, как тушь, тени.

На границе света факелов и тьмы возникло существо, стоявшее в позе животного, которое готовится к прыжку. Трудно было в темноте разглядеть его, но отблеск пламени факела порой выхватывал из темноты витой рог, лапы с когтями, человеческие руки. Женщина остановилась, глянула на чудовище и, внезапно придя в ярость, выкрикнула:

Ты ищешь своего брата? Он где–то здесь… Поторопись, пока стервятники и волки не разделались с ним. А может, осталась лишь пара его костей, чтобы ты смог их погрызть, если тебе это доставит удовольствие. Или ты просто хочешь позлорадствовать?

И то, и другое, — прорычало существо. — А что? Он со своими друзьями охотился на меня. Теперь наступил его черед сыграть роль добычи.

Твоя сущность отражается на твоей морде, — сказала она.

Как твоя — не отражается. Я тот, кем ты меня сделала, кем ты меня назвала. Тебе нужно было оружие, а не сын.

Я назвала тебя тогда, когда ты еще и не родился, когда во мне была великая сила. — Горечь ее слов будто разрезала воздух острым ножом. — Я хотела придать твоему духу облик свирепый, сияющий, смертельно опасный, такой, каким должен быть Кэйлибан. Напрасные надежды. Я получила не оружие, а тяжелую ношу, не бойца, а чудовище. Не дразни меня своей наглостью! Я тебя создала, я же могу и уничтожить!

Я — плоть от плоти твоей. — Страх превратил голос существа в рычание.

Ты — моя неудача, моя ошибка, — выкрикнула она, — и я исправлю ее. — Подняв руку, она выкрикнула слово Команды, из ее кулака вырвалась

струя тьмы и, как кнут, обвилась вокруг тела чудовища. Чудовище завыло от ярости и боли и исчезло в ночи.

Пламя факелов вздрогнуло и осветило лицо женщины — бледное, с темными бровями, прикушенными до крови губами, с черными ямами глаз. Несколько мгновений факелы еще светили на это лицо, потом погасли, и ни лица, ни женщины не стало.

Я знала много битв и много поражений. Я была беглецом, я пряталась в пещерах среди холмов, пользуясь кровавой магией только в темноте. Дети севера правили моей страной, и Старейший Дух охотился на меня со своими гончими собаками, а я превращалась в гигантскую сову, поднимаясь над краем сущего, над миром, поднимаясь из Времени к этому месту, существующему изначально. Сюда попадали только огромные птицы и некоторые бродяги, сумевшие пересечь границу дней, когда барьер между мирами истончался. Но они уже никогда не возвращались. От отчаяния или при крайней необходимости владеющие колдовской силой могли найти этот путь, но тогда уж им не было дороги ни назад, ни вперед.

Вот так я и существую здесь, в пещере, образованной корнями Дерева, внутри Дерева я и другие, кто сумел избежать наказания или ускользнуть от старости, за пределами прошлого, в ожидании нового будущего.