Это был один из самых ранних запомнившихся розыгрышей будущего комедиографа. Если этому эпизоду давать оценку, то поведение Гайдая, пожалуй, можно назвать абсурдным хохмачеством. Ведь женщина была сотрудницей института, в котором мы занимались, и хорошо знала нас. Поэтому пугать ее было неразумно и просто нелепо. Но стремление похохмить и разыграть собеседника было заложено в крови Гайдая, причем часто розыгрыши носили именно такой странный, алогичный характер.

Помнится, как Гайдай отвечал на вопросы преподавателей. По какому бы предмету его ни спрашивали — по истории музыки, театра, русского и зарубежного изобразительного искусства и по другим дисциплинам,— Леня, если материал знал плохо, всегда начинал с бодрого вступления:

— Прежде чем ответить на этот вопрос, надо сделать экскурс в историю проблемы…

И твердо, без запинок, начинал, как говорится, от царя Гороха. При этом чувствовалось, что по существу вопроса отвечал мало, больше ходил вокруг да около. Но говорил авторитетно, с уверенностью в своей непогрешимости и, как каэалось, с еле уловимой иронией к преподавателю. Словно думал: «Я не могу ответить на конкретный вопрос, но попробуй, поймай меня!» И чаще выкручивался — получал четверки и пятерки.

Помню, наш педагог по актерскому мастерству, народный артист СССР В. Белокуров, дал всем домашнее задание. Найти в литературе отрывок, преимущественно без слов, в расчете на физические действия с воображаемыми предметами, и отработать по нему нечто вроде расширенного актерского этюда.

И. Фролов, Л. Гайдай - студенты ВГИК.

В то время я много читал, но ничего подходящего не попадалось.

Как-то зашел Гайдай. Узнав о моих мучениях, он скатал:

— Плюнь ты на литературу. Напиши этюд сам, придумай побольше внешнего действия и сошлись на какого-либо писателя.

Мы с ним дружно взялись за дело и скоро начали репетировать отрывок якобы из рассказа Мамина-Сибиряка…

Некий лесник проснулся в лесной сторожке, пришел после крепкого сна в себя, накинул полушубок, толкнул дверь. Но она не поддавалась. Оказывается, ночью ее завалило снегом. Лесник покряхтел, почухался и стал выбираться из сторожки через окно, потом откапывать вход… В общем, отрывок состоял из сплошных физических действий.

Гайдай помог мне срепетировать этюд, и скоро без всяких недоразумений я сдал его мастеру.

После первого полугодия студент Гайдай был отчислен за профнепригодность. И, как ни странно, причиной такого решения явилась его профессиональная подготовленность. «Гайдай — сложившийся актер, со своими взглядами и понятиями, со своими чисто актерскими штампами,— говорили педагоги.— А перевоспитывать в искусстве труднее, чем воспитывать заново».

Леня начал ходить по начальству: говорил с педагогами, с деканом, с директором института… Доказывал, писал заявления, чтобы ему предоставили дополнительную возможность проявить себя. И его настойчивость увенчалась успехом. Испытательный срок ему решили продлить.

Во втором полугодии наши занятия по режиссуре вопреки ожиданиям опять начались с писанины. Но на сей раз перед нами стояла несколько иная, более интересная задача — сочинить одноактные драматические сценки, которые впоследствии мы должны были поставить на площадке.

По мере готовности сценки выносились на курсовое обсуждение, на котором студенты учились анализировать произведения искусства и убедительно высказывать свое мнение.

Перед Гайдаем стояла трудная задача: надо было доказать свое право продолжать занятия.

Для постановки он готовил сценку «Ушканьи острова» — о рыбаках Байкала, борющихся за увеличение улова рыбы. Сейчас нетрудно представить, что можно было в то время выжать этой проблемы.

— Я знал, что на Байкале есть Ушканьи острова, вспоминал Гайдай.— Остальное домыслил.

К сожалению, подробности рыбацкого конфликта ни в его, ни в моей памяти не сохранились. Поэтому, чтобы дать представление о принципах работы над сценками и о их общей, характерной для того времени направленности, расскажу о своем опусе.

Я работал над сценой под названием «Спутники». В купе поезда где-то на глухом полустанке подсаживался колхозный старичок с запущенной лохматой бороденкой. Пассажиры купе, и в первую очередь интеллигент, начинали над ним подшучивать. Но старичок не давал себя в обиду. В интеллектуальном споре с попутчиками он походя расправлялся с кибернетикой и менделизмом, «сравнивающим человека с горохом», критиковал политику Тито, славил мудрость Мао Цзедуна, специфически применявшего марксизм к местным условиям, пел куплеты Герцога из «Риголетто» и арию Сусанина. Потом залезал на верхнюю полку и засыпал сном праведника…

Полистаем «Краткий философский словарь» (Госполитиздат, 1954):

«КИБЕРНЕТИКА (от древнегреческого слова, означающего рулевой, управляющий) — реакционная лженаука, возникшая в США после второй мировой войны и получившая широкое распространение в других капиталистических странах… Кибернетика является не только идеологическим оружием империалистической реакции, но и средством осуществления ее агрессивных военных планов» (с. 236—237).

«МЕНДЕЛИЗМ — ложное, метафизическое учение о наследственности, созданное австрийским монахом Грегором Менделем в 60-х годах прошлого столетия и принятое современной буржуазной наукой о наследственности. Согласно этой теории, существуют законы наследственности, одинаковые для всех организмов, от гороха до человека» (там же, с. 342—343).

«МАО ЦЗЕДУН — великий вождь Коммунистической партии Китая, крупнейший теоретик марксизма, организатор побед китайского народа» (там же, с. 304).

ИОСИП БРОЗ ТИТО — такой статьи в словаре не обнаружено.

Сегодня к написанному мной курсовому опусу нельзя относиться иначе как с иронией. Однако сцена была одобрена как студентами, так и педагогами и поставлена на площадке. Роль старика исполнял М. Калик.

Насколько могу помнить и судить, творения моих сокурсников были ненамного лучше. Из этого должно быть видно, какими требованиями и веяниями руководствовались студенты, и не только они, в своем творчестве.

Уже в процессе постановки написанных сцен на площадке на курс пришел долгожданный руководитель, известный комедийный режиссер народный артист СССР Григорий Васильевич Александров. На одном из первых же занятий он заявил нам, что нашу мастерскую решено считать комедийной и что он будет воспитывать из нас режиссеров-комедиографов.

— Комедийный профиль не обязателен для всех студентов,— говорил шеф.— Мы будем учитывать индивидуальные склонности каждого из вас. В принципе комедийное мастерство не что-то особенное, непохожее на другие виды режиссерской деятельности. Основное отличие состоит в том, что работать над комедией труднее, чем над другими жанрами. Разжалобить легче, чем рассмешить. Это аксиома. Один американский психолог попытался определить усилия, необходимые для возбуждения различных эмоций. И что же оказалось? Чтобы заставить человека прослезиться, достаточно воздействовать на 30 процентов его нервных клеток. Рассмешить же человека можно лишь в том случае, если воздействовать на всю нервную систему… Каждый профессиональный комедиограф в состоянии сделать хорошую драму или мелодраму. Примеров этому немало. Взять хотя бы мой фильм «Встреча на