В такие моменты у меня внутри все холодело, хотя могу заверить вас, что Тилсбери не производил на меня никакого особенного впечатления… Правда, в те моменты, когда он оказывался рядом, воздух, казалось, менялся. На душе становилось тягостно, а кроме того, было трудно, почти невыносимо дышать. Я ненавидела этого человека. И, как вы убедитесь, на это у меня имелись все основания.

* * *

Однажды осенним вечером я сидела и смотрела в окно, видневшаяся дорога закруглялась, образуя маленький уединенный островок, в центре которого располагалась окруженная садом и черной чугунной оградой церковь Святой Троицы с мрачной квадратной башней и зловещим шпилем, который торчал, словно наблюдавший за мной страж.

Снаружи здание церкви заметно обветшало: кирпичи давно превратились из желтых в грязно-серые, а туман время от времени скрывал циферблат часов, которые только что пробили шесть раз. Моя рука зависла над дневником, нацелившись писать, правда, скорее в надежде, чем в ожидании, поскольку в семнадцать лет моя жизнь представлялась мне достаточно унылой.

Однако в тот день в доме было много дел. Рано утром мама выдала поручения Нэнси, нашей новой служанке, которая то и дело носилась по лестнице то вверх, то вниз, все полируя и чистя. Ступени перед входом уже блестели, медный дверной звонок сверкал как зеркало, громко звеня и приветствуя свежие цветы, — в то время как с обратной стороны дома посыльные мясника и бакалейщика доставляли белые пакеты. К концу дня весь дом наполнился восхитительными запахами, и, не в силах больше противиться, я наконец решилась спуститься вниз.

Мама стояла в гостиной с тряпкой в руках — не столь уж и редкое зрелище, как вы могли бы себе вообразить, поскольку за последние годы целая вереница негодующих служанок, опасавшихся за судьбу своих смертных душ в этом доме «еретических богохульств», покинула нас. А те, кто знал моего отца, мрачно бормотали себе под нос, что дорогой доктор Уиллоуби, конечно, «перевернулся бы в гробу», если бы только узнал о том, какие вещи здесь творятся. Так что периодически мама с энтузиазмом принималась за домашние дела, но лишь до тех пор, пока не находился более терпимый обслуживающий персонал. Но в то время у нас работала Нэнси, и не было никакой потребности маме самой наводить порядок.

Мама, закатав рукава так, что были видны запястья, быстро разгребла груду украшений и рам для картин, ее темно-каштановые волосы выбились из-под шпилек. Некоторое время я наблюдала за мамой, вдруг она замерла, почувствовав мое присутствие. Она повернулась, оглядываясь на дверь, и посмотрела прямо на меня. Работая, она раскраснелась и выглядела намного моложе, чем в те моменты, когда сохраняла свое обычное спокойствие и хладнокровие.

— Алиса, где ты пряталась целый день? — Мама выглядела обиженной, вытирая тонкую струйку, стекавшую с бровей, и я уловила слабый аромат ее кислого пота. — Этим вечером у меня будет очень важный клиент. Не могла бы ты помочь ради такого случая? Ты можешь спуститься вниз и расставить новые лилии? Я бы попросила Нэнси, но сегодня она уже и так много работала, и я даже не знаю, где она сейчас.

Обрадовавшись хоть какому-то занятию, я спустилась в цокольный этаж и, украв печенье с фарфоровой тарелки, увидела, что Нэнси, сутулясь, сидит за большим сосновым столом и пьет чай, сдувая с чашки пар.

Наша старая кухарка, миссис Моррисон, стояла рядом с ней, меся тесто. Облака белой муки клубились до самых ее подмышек, когда она обвинительно махала над столом пальцем.

— Все эти странные блюда! — ворчала она. — Я, конечно, не возражаю. В конце концов, это моя работа, но я не могу вообразить, кому это может быть нужно. И я знаю, что все это пропадет впустую! — Миссис Моррисон с негодованием фыркнула, вскинув голову в знак строгого неодобрения, и жесткие седые завитки под ее накрахмаленным белым чепцом вздрогнули. — И бедная Нэнси сотрет пальцы до костей. Покажи мисс Алисе свои руки. Давай, девочка!

И служанка наглядно продемонстрировала их. Она не могла быть намного старше меня, но на ее бледном лице уже появились морщины, а взгляд под прядями непослушных рыжих волос казался хмурым.

— Вашей матери не стоит рассчитывать, что я стану все это делать. Она нанимала меня в качестве горничной, а не прислуги, выполняющей всю работу по дому.

Нэнси захныкала, вытирая рукавом нос, и на одежде, которая, честно говоря, казалась совсем не подходящей для девушки, остался тонкий след слизи.

Я тоже начала задаваться вопросом, кто смог бы выносить всю эту беготню и суету, но в этот момент один из звонков, выстроенных в линию высоко на стене, пронзительно зазвенел. За его провод потянула с внешней стороны дома чья-то невидимая рука. Нэнси со стоном сползла со стула, расправила, насколько это было возможно, свой запачканный белый передник, и снова отправилась исполнять свои обязанности.

— Осмелюсь предположить, что к нам пожаловал сам принц Тьмы, — язвительно заметила кухарка. Сдержанные шаги служанки внезапно стали совсем тихими, поскольку она постепенно удалялась наверх к прихожей. Очень скоро, услышав глубокий, низкий голос мистера Тилсбери, я решила остаться внизу, дожидаясь Нэнси, чтобы пройти через гостиную вместе с ней. И пока я сидела там внизу на самой нижней ступеньке, держа тяжелую вазу на коленях — тяжелый надоедливый аромат лилий щекотал мне нос, вызывая желание чихнуть, — я услышала внезапный, резкий стук в дверь от кого-то, кто подошел с обратной стороны дома, и затем голос кухарки, громко восклицавшей:

— Вы не похожи ни на кого из наших обычных мальчиков-поставщиков, это точно!

Голос действительно не напоминал голоса рассыльных, которых мы знали. Он казался слишком взрослым и благородным.

— Я только хотел бы узнать, — начал незнакомец, — нет ли здесь Нэнси?

— Нет ее, нет! Она сейчас наверху, выполняет работу, за которую ей платят!

Резкий ответ кухарки последовал так быстро, что я представила, как ее крепкие руки выталкивают посетителя за дверь.

— Я не позволяю никому — ни черни, ни джентльменам — заходить и пачкать на моей кухне… Так что идите, идите туда, откуда вы пришли…

Незнакомец добродушно рассмеялся. Затем дверь глухо захлопнулась, и его голос стал неслышен, заглушенный ворохом шуршащих наверху маминых юбок, которая уже оделась для вечера и спускалась по подвальной лестнице вниз.

— Кто это был, миссис Моррисон? — спросила она, и ее голова свесилась через перила.

— Всего лишь один молодой грубиян, разыскивающий Нэнси, — последовал хриплый ответ кухарки. — Я отослала его восвояси, развязный молодой черт! — Ее розовое пухлое лицо появилось в проеме двери, и она добавила: — Весьма привлекательный, и я допускаю, что он…

— Ты видела, кто это был? — спросила меня мама, забирая свои цветы.

— Нет! — с негодованием ответила я, отступая и испытывая облегчение, потому что теперь могла подняться наверх, пока она будет встречать своего гостя. — Около черного входа нет никаких джентльменов, которые спрашивали бы меня!