– Продолжайте… – задумчиво кивнул мужчина за столом.

– В 1940 году за успешное проведение операции «Янтарь» награжден орденом Красного Знамени и ему было присвоено внеочередное специальное звание старший лейтенант госбезопасности. Был ранен и по излечению откомандирован в распоряжение Четвертого отдела НКВД СССР. Поступил в Высшую школу НКВД СССР. После начала войны переведен в Особую группу при наркоме НКВД СССР в качестве инструктора по специальной и боевой подготовке. Чемпион наркомата по самбо. Награжден грамотой наркома и ценным подарком за отличную стрельбу из пистолета и показательные демонстрации приемов штыкового боя. Бегло владеет шведским и немецким языками, однако в связи с возможностью идентификации у него боевого ранения для использования в иностранном отделе не пригоден….

– Спортсмен и полиглот, говорите?.. – старший майор сделал пометку карандашом на лежавшем перед ним листе бумаги. – Ладно, давайте дело. И дела остальных членов группы тоже. Вы свободны, Валентин Иванович.

После того как капитан вышел, старший майор тяжело встал из-за стола, прошелся по кабинету к плотно зашторенному окну и, отодвинув занавеску, посмотрел на наливавшийся серостью рассвет. Хмыкнул и, вернувшись, открыл дверцу маленького сейфа, вмонтированного в тумбу стола. Достал бутылку коньяка «Двин» и налил немного в граненую рюмку. Отсалютовал большому портрету с изображенным на нем Иосифом Виссарионовичем Сталиным, висевшему напротив, и залпом выпил. Поморщился, затем открыл первую папку…

Старший майор быстро листал дела и изредка делал пометки. Сторонний наблюдатель ничего не смог бы понять по его лицу. Разве что отметил бы волевой подбородок, плотно сжатые губы и припухшие от усталости глаза. И еще он иногда морщился как от зубной боли, пробегая глазами некоторые места в личных делах. Лишь в одном случае старший майор от души рассмеялся: когда читал объяснительную из дела Ротмистрова.

– Ну так пускай Гольдберг свою сучку на поводке держит. Законно по морде получил… – проговорив эти слова, он вдруг снова смолк, просмотрел еще несколько листов дела, нахмурился и зло сказал: – Да плевать уже на его рапорт Кабулову. Глубоко плевать. Может, если успеет, конечно, самому пожаловаться. Вот только не успеет. Этот парень уже недоступен ни для кого.

Спустя час он снял трубку телефона и распорядился принести себе чаю. Встал и подошел к зеркалу. Помолчал и буркнул своему отражению:

– Да, жалко. Но так надо. И нечего на меня смотреть, как на Гитлера. Всех мне жалко. И себя в первую очередь.

После чего вернулся за стол и решительно поставил свою резолюцию в уголке какого-то документа.

1 января 1942 года

– Господин генерал, прибыл полковник Розен.

– Проси.

В кабинет четким шагом вошел высокий мужчина в белом, измазанном грязью и местами порванном маскхалате. Не доходя до стола пару метров, он щелкнул каблуками и вскинул руку в нацистском приветствии.

– Господин генерал…

– Оставьте, Курт. Ну же… я жду! – Седой мужчина в генеральской форме нетерпеливо махнул рукой.

– Все подтвердилось. В произошедшем боестолкновении разведгруппа ликвидирована. Шесть человек убито, один из диверсантов взят в плен. Предположительно командир группы. Он ранен и сильно контужен.

– Наши потери?

У полковника от злости скривилось лицо:

– Весь взвод гауптмана Фюле, в том числе и он сам, погиб…

21 мая 1943 года

– Фрау гауптштурмфюрерин – это весь материал, который может удовлетворить вашим требованиям.

Невысокий, толстый штурмбанфюрер СС стоял навытяжку перед молодой, несмотря на довольно высокое звание, женщиной, тоже одетой в эсэсовский мундир. Только у нее на рукаве, в отличие от мужчины, находился другой шеврон. Вместо «Мертвой головы» там расположился серебряный овал, в котором лезвие меча обвивала лента, а по краям шла надпись латинскими, стилизованными под руны буквами. «Deutsche Ahnenerbe». Значок с точно такими же символами висел на груди.

Возможно, именно эта эмблема и заставляла штурмбанфюрера стоять навытяжку перед женщиной младше его по званию и каждую минуту протирать носовым платком обширную лысину, покрывающуюся от волнения испариной. Еще одной причиной волнения могла быть телеграмма от самого рейхсфюрера СС Гиммлера, в которой предписывалось оказывать любое содействие гауптштурмфюрерин СС Герде Гедин. Тоже весьма немаловажный сигнал для того, чтобы постараться исполнить все требования необычного визитера. И вообще, женщина в эсэсовской форме была явным нарушением политики руководства СС в отношении… да что там говорить, даже всего Рейха. Она являлась единственным действующим женщиной-офицером СС такого ранга, что по большому счету было нонсенсом. Почему? Да потому что в Рейхе считалось, что служить в армии удел только мужчин, а женщинам всегда отводились второстепенные чины во вспомогательных частях. В лучшем случае.

Остальные находившиеся в кабинете эсэсовцы тоже стояли в струнку, но особого волнения не проявляли. Они больше пожирали глазами точеную фигурку гостьи и ее очень красивое, хотя и неимоверно холодное и надменное лицо. Женщина действительно была очень красива, именно красива, а не привлекательна. Для идеологов нацизма она показалась бы идеалом женского представителя арийской расы. Русые волосы, заплетенные в толстую косу. Большие глаза, напоминавшие оттенком морской лед, и нереально идеальные черты лица. Форма, явно пошитая на заказ, ловко облегала крепкую, но очень стройную, спортивную фигуру…

– Вы называете это материалом? – угрожающе протянула женщина и сделала пару шажков по кабинету, звякнув подкованными каблучками сапог.

– Фрау гауптштурмфюрерин, но у меня же не санаторий, – попробовал возразить комендант лагеря. – Я и так отобрал для вас самые лучшие образцы.

Комендант концентрационного лагеря «Дора-Миттельбау» столкнулся с нешуточными трудностями, исполняя заказ гостьи. Ну право дело, откуда в концентрационном лагере возьмутся здоровые и не истощенные узники?

– Мне нужен не истощенный, здоровый материал мужского пола, в хорошей физической форме и разной расовой принадлежности. А это что? Толпа доходяг. Сколько придется потратить ресурсов для приведения их в более-менее пригодную форму? Особенно когда эти ресурсы нужны для наших солдат, сражающихся на фронте с ордами восточных варваров. – Женщина, не обращая внимания на собеседника, брезгливо ткнула рукой в неровный строй заключенных, одетых в полосатые робы и выстроенных перед домиком начальника лагеря «Дора».

Заключенные действительно представляли собой удручающее зрелище. Сломленные, понуро сгорбленные, с потухшими глазами, в которых не прослеживалось ни капельки жизни. Единственным определением для их описания может служить выражение «живые мертвецы». Как раз их они больше всего и напоминали. Впрочем, один из заключенных, несмотря на болезненную худобу, выглядел получше остальных; возможно, за счет строевой осанки и, как ни парадоксально, веселых глаз.