Подписанный каким-то мелким клерком факс наглейшим образом извещал одного из привилегированных клиентов, что средства на его счетах заморожены и все банковские операции приостановлены. Объяснить причину этого хамства отправитель даже не счел нужным, зато в конце послания настоятельно порекомендовал клиенту в самое ближайшее время лично появиться в банке и ответить на некоторые возникшие вопросы.

Президент банка отвечать на телефонный звонок не стал, а какой-то его третий или четвертый зам вежливо, но решительно посоветовал ни в коем случае не затягивать с приездом.

— Это в ваших интересах, — сообщил он и, извинившись, отключился.

Через час с небольшим, когда он уже успел не только отдать распоряжение о приобретении билета на послезавтра, но и еще немного выпить и успокоиться, зазвонил телефон. Его личный мобильный, номер которого знали очень и очень немногие.

— Слушаю, — произнес он.

— Доброе утро, Леонид Михайлович, — произнес совершенно незнакомый голос. — Как дела?

— Кто это? — изумленно спросил хозяин кабинета и посмотрел в окошечко телефонной трубки: «Номер не определяется».

— Мы пока незнакомы, — заявил некто. — Но не сомневаюсь, что в самое ближайшее время познакомимся и подружимся.

— Вряд ли, — сухо молвил тот и нажал на красную кнопку аппарата.

Больше неизвестный нахал его не тревожил. Весь день, до самого вечера. А день был очень и очень интересный. Хотя бы тем, что министерство иностранных дел страны, в которой находился банк, вдруг взяло, да и аннулировало въездную визу одному из наиболее уважаемых людей России. Без объяснения причин.

— Возникли определенные обстоятельства, — сообщил какой-то мелкий чин из министерства, с главой которого абонент был лично знаком. Соединить со своим шефом этот попка отказался, мотивируя это тем, что тот в данный момент играет в гольф с премьер-министром.

Вечером телефон зазвонил опять.

— Я слышал, — вкрадчиво проговорил неизвестный. — Что у вас возникли некоторые проблемы? Хотите поговорить об этом? — несмотря на то, что он совершенно безукоризненно говорил по-русски, было ясно, что этот язык для него не родной.

Больше всего Леониду свет Михайловичу хотелось прямо и без лишних церемоний послать его громко, от всей души и с переливами, после чего забросить трубку прямо в пылающий камин, но… Мало того, что на кону стояли деньги, довольно-таки приличная сумма, вполне достаточная для приобретения парочки яхт класса «Пелорус» или «Алиша», и организации скромного банкета «для близких» по случаю обновки. На горизонте всерьез замаячила перспектива хорошенького скандала. Как известно, власть многое позволяет своим скромным труженикам, но лишнего шума не прощает.

— Что вам угодно? — хрипло спросил он. Дурацкий, согласитесь, вопрос, и школьнику понятно, что в таких случаях бывает угодно.

— Мне? — неизвестный расхохотался. — Абсолютно ничего, — и продолжил деловито. — У вас, как я уже говорил, возникли проблемы. Могу помочь в их решении. Вам ведь нужна помощь?

— Да, — шершавым голосом ответил тот.

— Отлично, — бодро ответил собеседник. — Предлагаю встретиться и кое-что обсудить, — и нагло добавил. — А, заодно, как-нибудь оформить наши отношения. Что скажете?

А что было сказать? Леонид Михайлович прекрасно понимал, что его вербуют. Даже не вербуют, а подвербовывают, как участковый приблатненного алкаша за поллитру.

— Я не расслышал, — повторил неизвестный. — Что скажете?

— Назовите место и время…

Мораль этой истории проста и незатейлива, как железнодорожное расписание, и, что самое главное, в подобную запросто может угодить любой, находящийся на госслужбе ворюга. Так что храните деньги в сберегательной кассе, а, еще лучше, постарайтесь не воровать, не «пилить» бюджет и не увлекаться «откатами». Тогда, глядишь, и мы, все остальные, заживем немного лучше, а, самое главное — честнее. Это нелегко, не спорю, но, может, все-таки стоит попробовать, а?

Бредя по жизни, как болоту,

Увеча хилые умы,

Творя ослиную работу,

Ослами становились мы…

Отрывок стихотворения, обнаруженного при раскопках Херсонеса. Перевод автора.

Скандинавия, конец лета, 2006 год.

Он прошел, не снижая скорости, поворот и на выходе из него прибавил газу. Глянул в зеркало заднего вида — все без толку, расстояние между ним и преследователями не сократилось, скорее, даже наоборот. Машины у тех оказались ничуть не хуже, а водители — явно повыше классом, а потому на личную жизнь и все прочие милые глупости оставалось не больше десяти минут.

Вообще-то, он всегда старался не доводить дела до погони со стрельбой и беготней по крышам. Профессия шпиона по определению не предполагает излишнего пафоса и шумихи. Сделал свое черное дело и вали куда подальше, не прощаясь. Именно так у него и получалось все прошлые годы. Но не в этот раз.

Пошел дождь, он включил дворники. Усмехнулся, ситуация почти один в один напомнила кадры из фильма времен его юности. Было такое скромное черно-белое кино, без лишней пальбы по всему живому и спецэффектов, с одной единственной вялой драчкой ближе к финалу. А все равно зацепило, по крайней мере, персонально его. Очень захотелось стать тем человеком из фильма. Помните, «нас почитают умершими, но мы живы, нас почитают предателями, но мы верны…». Он посмотрел эту картину раз десять и каждый раз, выйдя из кинотеатра, подолгу бродил в одиночку по улицам маленького южного городка, что-то бормоча под нос и размахивая руками. Примерял, так сказать, на себя судьбу того невзрачного полноватого человека. Представлял, как спасает мир, как прикрывает отход своих и, наконец, попадает раненым в плен. На допросах держится спокойно и чуть иронично, потому что знает, что Родина помнит и обязательно придет на помощь. Как давно это было.

Так получилось, что он действительно попал в разведку, только вот романтики и прочих розовых соплей старшего дошкольного возраста там не оказалось. Да и живущую в нем самом подобного рода чепуху сдуло, как пену из кружки с пивом. Все лишнее ушло сразу же после первой командировки, только в самой глубине души, где-то на донышке, осталось это — «нас почитают, но мы тем не менее…». А иначе в разведке, особенно, в поле, просто нельзя. Романтиков хоронят молодыми, или они очень скоро во всем разочаровываются и уходят куда подальше — в бизнес, например, или в бессрочный запой. Холодные прагматики, быстренько поняв, что к чему, оседают в высоких кабинетах и оттуда спускают профессионалам директивы на тему, как же все-таки надо работать. И только те, кто сумел сохранить в себе самую малость от того «несмотря и вопреки» продолжают трудиться в поле или, как принято сейчас говорить, на холоде.

Ну, действительно, если что не так, родина на помощь не придет, она даже не признается, что была когда-то шапочно знакома с ним, но это, тем не менее, не повод, чтобы ее предавать. Человек в машине знавал тех, кто думал и поступал иначе. Никогда не стремился стать им судьей, хотя палачом разок сработать пришлось. Вернее сказать, не палачом, а исполнителем.