Повезло мне с куратором, ничего не скажу. Пальцев понапрасну не гнет, жизни не учит. И в то же время с ним всегда можно посоветоваться, даже поспорить, попросить о помощи или накатить по полкило, если вдруг приспичит.

Закончив обниматься, генерал подошел ко мне и протянул руку.

— Николай Семенович.

— Радкин Евгений Андреевич.

— Звание?

— Майор.

— А он не староват для майора? — подозрительно спросил генерал у куратора.

— Все нормально, Коля, — успокоил тот. — Женя у нас один из лучших, — я потупился в приятном смущении.

— Ну, если ты так говоришь… — он вернулся за стол. — Рассаживайтесь, мужики, не стесняйтесь.

В гостиную вошли давешний джентльмен с прямой английской трубкой во рту и молодой атлет.

— Виктор Владимирович, — представился он. Атлет молча присел в углу в креслице.

— Выпьем кофе, — генерал Коля махнул рукой, юноша вскочил и галопом бросился на кухню. — И начнем. Время поджимает.

А когда, позвольте спросить, было иначе. Сколько служу, каждый раз обязательно срок вчера, в крайнем случае — на прошлой неделе.

— Итак, — генерал отставил в сторону чашку. — В…

…В некотором царстве, в некотором государстве в подмосковном оборонном НИИ трудился некто Арсений Нефедов. К сорока трем он достиг вершины собственной карьеры: заделался доцентом и получил должность старшего научного сотрудника. Многие из сверстников и бывших соучеников к тому времени уже вовсю командовали лабораториями, секторами или целыми НИИ. Ну, и что, скажите, в науке блага и регалии распределяются исключительно по способностям и будете, мягко говоря, не совсем правы. Во-первых, знакомства и связи всегда действовали в советской науке ничуть не хуже, чем в советской торговле. Во-вторых, что касается собственно способностей, то этого добра у Арсения было ничуть не меньше, чем у бывших соучеников. Вместе взятых. Просто… просто сначала он занимался наукой ради самой науки, щедро подбрасывая идеи коллегам и охотно помогая им в их реализации, а потом все к этому привыкли и решили, что так и должно быть. И сильно удивились, более того, даже расстроились, когда Нефедов впервые спросил: «А как же я?» Со временем он все чаще и чаще стал задавать такого рода вопросы, в результате чего прослыл скандалистом и, вообще, неудобным человеком.

В восемьдесят четвертом его изобретение было удостоено Государственной премии. Премию получил заведующий сектором института, зять академика и сам доктор наук в неполные тридцать пять. Сам изобретатель прошел в списке авторов в разделе «прочие» и был удостоен денежного вознаграждения в размере трех четвертей оклада. Нефедов пошел искать правду в верха, в результате чего выплата съежилась с трех четвертей до половины.

Рассердившись на советскую власть, Арсений законтачил было с диссидентами, но и там вышел полнейший облом. Узники совести, те еще стукачи, между нами, просто-напросто заложили его куратору из пятого (идеологического) управления КГБ. Мятежного ученого вызвали куда надо и строго «профилактировали»: погрозили пальцем и пообещали перевести из подмосковного института в один из его филиалов, например, под Уссурийск.

В восемьдесят шестом от него ушла жена. К собственному научному руководителю, члену-корреспонденту академии наук. В один прекрасный день Нефедов, придя домой, не обнаружил ни любимой супруги, ни ее вещей, зато нашел записку: «Надоело жить с неудачником». А еще она забрала почти новый телевизор. Можно подумать, что у члена-корреспондента не было своего.

Потом наступила демократия. Пришедшие к власти мальчики, шустро отзвонились в вашингтонский обком и в полном соответствии с полученными директивами принялись громить отечественную оборонную науку. Институт, в котором трудился Нефедов, закрыли одним из первых. Арсений расстроился и засобирался в длительный запой. К его величайшему огорчению, имевшихся в наличии денежных средств хватило на две бутылки водчонки и буханку черного хлеба.

На второй день, когда он, давясь, опустошал последнюю емкость произведенной из нефтепродуктов, «хорошей русской водкой», к нему пришли. Двое молодых, прекрасно одетых улыбчивых парней. Слишком правильно говорящих по-русски, чтобы быть русскими. Незваные гости угостили страдальца настоящим американским вискарем и, не чинясь, выпили с ним. А потом предложили такое, что Нефедов проглотил залпом целый стакан импортного пойла и моментально протрезвел. После чего подписал все, что ему подсунули, не читая.

К слову сказать, совершенно напрасно. Выехав через пару месяцев из России, в обещанной ему Америке он так и не оказался. Его новый руководитель, в прошлом — не самый способный младший научный сотрудник из соседней лаборатории, по-дружески попросил его на полгода задержаться в одной крохотной стране в Северной Европе, где ни шатко, ни валко работал филиал крутого штатовского НИИ.

— Расшевели это гнилое болото, дружище, — сверкая недавно установленной металлокерамикой, сказал он. — Тематика тебе известна, думаю, проблем не будет.

— А нельзя ли… — робко проблеял Арсений.

— Все можно, но чуть позже. Я очень тебя прошу, — и он понял, что это скорее приказ, чем просьба.

Как известно, нет ничего более постоянного, чем временное. Нефедов так и остался в этой тихой сонной стране. По началу, конечно же, расстроился. Еще бы, крохотная квартирка эконом-класса вместо обещанной виллы с бассейном, оплачиваемый проезд в трамвае вместо лимузина и хилая шарага в заштатном филиале, вместо целого направления при всемирно известном научном центре. В задачи, так называемой, лаборатории, которой его назначили руководить, входила доводка и мелкий ремонт произведенных в Штатах изделий. Этим они вшестером и занимались, сам Арсений, техник, лаборант и трое работяг, все как один выходцы из бывшего ВПК бывшего СССР. Работали в пол ноги, не особо напрягаясь, кстати, и платили соответственно.

Постепенно он свыкся со здешней сонной жизнью, успокоился, повадился ходить пить пиво после работы и даже отрастил небольшое брюшко. Завел приятелей по интересам и собеседников: техник и лаборант охотно сопровождали шефа в пивняк, со вниманием слушали и даже поддакивали. Неудивительно, один из них в надежде на «Грин-кард» регулярно постукивал американцам, а второй не менее охотно делился информацией с сотрудником российской разведки за четыреста у.е. в месяц всего.

Нефедов прожил в этой вялотекущей летаргии почти десять лет, пока в один прекрасный вечер к нему в голову не заглянула одна любопытная мыслишка. Дело происходило в любимой, знакомой до боли пивной, куда тесная компания заглянула освежиться после испытаний некого изделия для нужд военно-морских сил, естественно, Made in USA. Что самое интересное, идея разработки этого изделия принадлежала лично ему, он подарил ее американцам много лет назад. Те, правда, поняли ее несколько по-своему.

— Говно, — молвил техник, отставляя в сторону опустошенную емкость.

— Полнейшее, — согласился лаборант.