Комната. Белые стены.

В прямоугольном окне

бьется растерянный ветер

весь в голубом серебре

Что я нашел здесь?

Оставил?

Что потерял?

Что сберег?

Комната. Белые стены.

Ангел уснул между строк.

«Протяни ладони…»

Протяни ладони —

Ты узнаешь

У Творца есть тайные места

Там лишь снег, вода

и серый камень

золотят

бездонные глаза

Там лишь одинокие деревья

украшают

лики черных гор

Там услышишь древние преданья

Диких трав

прозрачный разговор

Я повенчан с этими местами

освящен холодною водой

вымыт неизбежными дождями

и измучен страшною тоской

по Великим и Ужасным Тайнам

по любимым лицам

и сердцам

Протяни ладони —

Ты узнаешь

Я продался в рабство

Божьих скал

«Земля пустынна…»

Земля пустынна

Земля огромна

Беспомощный голос ночи

опустошает и манит

шепчет о долгой любви

Земля пустынна

Мы спим на краю вечности,

а она молча ждет нас

кто-то умер

кто-то ушел

кто-то исчез

кто-то остался один

Господи, прости нас…

«Свей гнездо, гнездышко…»

Свей гнездо, гнездышко

высоко в горах,

Милая

Свей гнездо, ласточка,

из сухих ветров

из упрямых волос

и июльских дождей

Свей гнездо, свей

И лети искать милого,

ненаглядного,

Богом данного

На семи холмах,

девяти куполах,

да у древней стены

поищи суженого

поищи милая

сердцем северным

сверху – каменным

внутри – бережным

тайным, огненным

поищи, милая

Как найдешь, ласточка

позови солнышко,

принеси веточку из степи

горькую

и пропой песню

долгую,

золотую песню,

небесную

Как умрет твой милый,

суженый

Как одна ты на свете останешься

и вернешься в далекое гнездышко,

высоко в горах, милая.

«Свежесть листвы осенней…»

Свежесть листвы осенней

Яблоко спелое.

Что же мы с тобой сделали,

дитятко наше несмелое?

Уронили тебя в воды бурные,

побросали венки

и молимся

Поплыли лепестки легкие,

обернулись в старинное золото

В свежесть листвы осенней

окунулись

в берега реки превратились

и остались в ладонях мокрых

лишь кресты

да осенние были.

«Из-под двери моей еще сочится свет…»

Из-под двери моей еще сочится свет

И теплых яблок аромат

уснул в постели

Никто не знает рук своих

никто не знает слов

никто не тронет детской колыбели

Мы у подножия креста —

нагие, молчаливые созданья

и то, что ищем мы

всего лишь тишина

и радость тихая

небесного свиданья

На белых простынях

лишь отпечатки душ

лишь сокровенный взгляд

ночного сладострастья

Вода. Кувшин.

Пронзительная страсть,

испепеляющая сердце в одночасье…

Мы у подножия Безмолвия одни,

Но недозволенная нежность

саднит как нож в разорванной груди

и рассекает Божию безбрежность

Нетронутая, яростная плоть —

без фальши, без утайки,

без иллюзий

столь подлинна и столь зыбка

столь удивительна в сплетении созвучий

двух беспокойных, одиноких тел,

сердец, наполненных хрустальным восхищеньем

День ослепителен. Прозрачна ночь.

Озарена всеочищающим свеченьем

И нагота освящена огнем

двух чистых глаз и двух чудесных рук

Творец невидимо переплавляет страсть

и прерывает колесо извечных мук

«Холодная роса невинна и проста…»

Холодная роса невинна и проста

Застыла на зеленых пальцах лета

Ты слышишь?

Дождь на цыпочках прошел

и дочь его твоим теплом согрета

«Дождливым утром я нашел птицу…»

Дождливым утром я нашел птицу

с перебитым крылом

у крыльца.

Я исцелил ее

дал зерно

дал приют

дал имя.

Мать смирилась

Птицу звали раздумья…

Безмолвны новые ночи:

ни луны

ни ветра

ни нового слова —

все давно уже сказано.

Птица стала моей любимой,

превратилась в икону:

золото и киноварь,

без оклада —

простая икона

И теперь мы сидим в тишине

и молчим, глядя в глаза друг другу

словно жених и невеста

в последнюю ночь перед венчаньем…

Осталось с тех пор лишь одно желанье

(другие исчезли в прошлом)

припасть к груди материнской

припасть губами к самому сердцу

Ухватить то, что не знал я прежде,

но есть ли надежда на ответное чувство?

«Между вечерней радугой…»

Между вечерней радугой

и солнцем простоволосым

глаза мои непослушные и серебристые слезы

Между востоком и западом

волосы поседевшие

руки мои усталые, худые и оробевшие

Между полетом птицы и небесами священными

дремлет мое одиночество —

ветер нагой и бренный

Между иконами черными и золотыми окладами

сердце мое отсыревшее,

сломанное прикладами

Между дождями и реками

молитвы мои полночные —

кони быстрые, сильные

подковы новые, прочные

Между любовью и злобою

слова мои белоснежные,

умытые легким облаком,

простые, почти безгрешные

Между мужчиной и женщиной

Врата стоят золоченые

слышится голос тихий

слышится просто голос

«Задохнулись от бессилья…»

Задохнулись от бессилья

от тоски

от слез

Разучились видеть птиц

Глаз не в силах