Впрочем, кому придет в голову искать его в Гавре, если схватили его в Португалии? По приблизительным подсчетам, прошло уже восемь месяцев с тех пор, как за ним захлопнулась дверь тюремной камеры и о нем забыли, но что, если так задумано заранее и это всего лишь часть чьего-то плана?

Тогда, именно согласно данному плану, его бросили здесь гнить, а за все свои старания он получил компанию трех крыс, которым даже дал имена, три провальные попытки бегства, солидную бороду и чесотку, а также постоянно слезящиеся глаза – следствие неизвестной ему инфекции.

Разумные переговоры не принесли ничего, кроме плевка в лицо. Это вызвало у него приступ ярости, за что его тут же избили. Он быстро усвоил урок.

Гейб швырнул остаток сыра крысе, набравшейся смелости приблизиться к нему. Крыса по имени Галилей с готовностью приняла подачку и, шевеля усами, резво поволокла ее в угол.

Расслабленно опершись на стену, Гейбриел закрыл глаза и принялся вспоминать созвездия, мысленно располагая их на ночном небе, пытаясь найти самый простой выход. Уснуть.

– Ты здесь, проклятый предатель?

Гейб узнал голос тюремщика, затем последовал скрип ключа в замке. Гейбу с трудом удалось бросить взгляд сквозь забранное решеткой окно, расположенное высоко у него над головой, и сердце его заколотилось с такой силой, что казалось, его можно было услышать за милю отсюда. От охватившего его ужаса все чувства обострились до предела: «Думай, Гейбриел, используй мозги – это лучшее твое оружие».

В окно проникал серый свет, и невозможно было с точностью определить: сумерки на улице или время близится к рассвету.

– Эй, грязная английская свинья!

Гейб вздрогнул. Не было ни малейшего сомнения, что именно он интересовал посетителей. Разве не он был здесь единственной «грязной английской свиньей»?

– Слышишь меня, придурок?

А может, настало время прогуляться до гильотины, подумал Гейб. Рано или поздно конец неизбежен, но все равно он просто так не сдастся. Откинув волосы с глаз, Гейб оторвал полоску материи от рубахи и завязал узлом на спине, затем, опустив руки, постарался умерить дыхание. Гильотины ему не миновать, но почему именно сегодня? А может, это какой-нибудь правительственный чиновник, или просто тюремщики решили развлечься? При этой мысли шрамы на спине заныли.

А может, его ждет свобода?

Гейб потряс головой, отказываясь верить своей фантазии. Не отводя взгляда от двери, он сунул руку за выступ в стене и достал остро заточенную ложку, которая теперь стала его единственным оружием. Сунув ложку за пояс бриджей, он притаился и стал ждать в тиши окружавшей его полутьмы.

Гейб многократно переживал этот момент в ночных кошмарах, но никогда до конца не осознавал, какую ярость может вызывать неизвестность. «Ну скажите же мне, что происходит, будь все проклято!» – хотелось выкрикнуть ему.

Ключ все еще скрипел в замке: судя по всему, им орудовал новый охранник. «Поверни ключ сначала налево, затем направо и сильно дерни», – мысленно посоветовал ему Гейб, и тут дверь, наконец, поддалась.

– Я думал, вы пришли лишь посмотреть на осужденного. – Тюремщик зашелся в приступе сильнейшего, душераздирающего кашля. – Этот преступник давно уже не видел дневного света.

Тревога мгновенно оставила Гейбриела, уступив место ошеломляющему чувству облегчения. «Спасибо тебе, мамочка, что настояла в свое время на гувернантке-француженке», – подумал Гейб, мысленно вычеркивая из списка на ближайшее будущее свидание с мадам Гильотиной.

Услышав женский голос, тихий и нежный, явно принадлежавший даме из общества, Гейб снова вздрогнул. Уж не сходит ли он потихоньку с ума?

– Брат Жорж и я надеемся найти новообращенных…

– Ну уж нет, – проскрежетал тюремщик, – англичане не верят даже в Господа Бога.

Гейб не знал, что заключенным разрешалось обращаться за духовной помощью. Странно.

Тюремщик вошел в сопровождении монашки и ее спутника, державшего в руке фонарь. Это было все, что Гейб успел увидеть до того, как свет ослепил его.

Зажмурившись, он напряг слух, но никто не произнес ни слова: тишину нарушали лишь крысы, которые скреблись в углу. Чего они ждут?

И тут Гейб услышал произнесенные шепотом слова, из которых смог понять, что посетители не соглашаются друг с другом.

Затем монашка подошла к нему, запах ее духов словно окутал его: очень характерный запах – смесь лаванды и специй. Очень, очень странно.

Когда глаза Гейба немного привыкли к раздражающему свету, он смог чуть приоткрыть их. Монашка стояла прямо перед ним, и в ее темно-дымчатых глазах Гейб увидел больше трезвого расчета, чем любопытства.

– Я, вероятно, похож на образчик рода человеческого, какого вы еще не видели? – язвительно произнес он, и монашка отступила на шаг. – Кстати, ваши духи никак не увязываются у меня с религией; к тому же я могу представить себе кучу сценариев, которые мы могли бы разыграть втроем, но ни в одном из них не находится места для исповеди и признания моих прегрешений.

Сначала последовало долгое молчание, затем монашка произнесла шепотом:

– Месье, возможно, вы говорите по-французски?

– Немного. – Гейб склонился ближе к ней. – Да и то исключительно в спальне.

Монашка попятилась, и Гейб выругался. Ну зачем он изо всех сил старается вывести ее из себя? Впрочем… ее темные глаза явно не были глазами добропорядочной женщины, и тем более монашки.

– Он хочет исповедаться. – Женщина медленно подошла к надзирателю. – Пожалуйста, оставьте нас одних. Мы должны действовать быстро, пока дьявол вновь не вселится в него.

Проклятие! Пока Гейб переводил взгляд с монашки на человека, державшего фонарь, его рука потянулась за спину, за самодельным ножом. Что это – правда или игра?

Ответив монашке коротким кивком, надзиратель вышел из камеры и прикрыл за собой дверь. Неужели теперь тут всем заправляет женщина? Или, возможно, посетители подкупили охранника, чтобы тот оставил их одних?

Пожалуй, это уже не странность, это ошибка, и серьезная.

– Кто вы такие и какого черта вам здесь нужно? – грубо спросил Гейб по-французски, отступая в тень и по-прежнему сжимая за спиной нож.

– Брат Жорж и я пришли помочь вам. – Женщина отступила чуть в сторону, ее спутник сделал шаг вперед и поднял фонарь так, чтобы свет падал на Гейба.

– Это звучит в высшей степени разумно, но я отчего-то не верю вам. – Гейбриел нахмурился. – Если вы рассчитываете на деньги, то вы попали не в ту камеру.

– Деньги нас не интересуют, – ответила монашка ровным голосом.

«Значит, не деньги. Но что?»

– Тогда нельзя ли узнать, кто вы? Гейб с трудом сдерживал раздражение. Неожиданно монашка подняла руку и прижала свои нежные пальцы к его губам; при этом выражение ее лица оставалось столь же жестким, как и вначале визита.