Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хоть молодой господин уже давно переступил тот порог, когда нуждался в моих советах, я все же дерзну напомнить, что до Тивильжанского брода осталась всего пара верст[7].
— Спасибо за заботу, но нельзя напомнить то, что не забыто, — надменно ответил молодой хан. — Неужели мой наставник думает: я не ведаю, куда веду чамбул?
— Нет, светоч моих глаз, я так не думаю, — с легким поклоном спокойно ответил воин. — Но ты не меняешь шаг и не отдаешь распоряжения на отдых. Вот я и осмелился вмешаться в твои мысли.
— Не понимаю, почему ты хочешь остановить меня на полпути к славе?! — удивился юноша, и мягкая улыбка на его лице сменилась выражением нетерпимости. Он ведь уже видел себя со сверкающим ятаганом в руке, которым налево и направо рубит русые головы. Воспаленное воображение юноши живо рисовало ему захваченные урусские селения, горы золота и самоцветов… В его объятиях извивались прекрасные пленницы… А тут — какое-то досадное недоразумение, явно нарочито придуманное придирчивым наставником.
— Потому, что сумерки только начинают опускаться на степь, и если мы будем двигаться дальше, то выйдем на речной берег задолго до наступления тьмы. А русы зорко стерегут свои земли. Казаков можно ненавидеть и презирать, но пренебрегать их дозорами нельзя.
— «Волк любит ночь»?
— Да, мой повелитель, — изобразил поклон аталык. — Слова, произнесенные твоим прославленным прадедом, пусть станут путевой звездой всем правоверным воинам, на пути к победе. Я уже достаточно стар и поэтому не так бесстрашен, как мой господин, а кроме того — давно не был здесь…
— Чего ты хочешь, Кучам? Говори яснее!
— Прежде чем соваться к переправе, пусть чата Ибрагима поглядит: что там и как? Мне так будет спокойнее.
Юноша на мгновение задумался, покачивая головой в такт собственным размышлениям, а затем поднял кверху десницу с зажатым в кулаке кнутом. Очертил им над головой круг и рывком кинул вниз. Чамбул с некоторым замедлением остановился, а десятники опрометью ринулись к хану за приказами.
— Тут где-то рядом, чуть левее, должен быть небольшой буерак, — подсказал аталык.
— Нет, — решительно отмахнулся юноша. — Зачем? Прятаться нам не от кого. А долго ждать не придется. Переправимся на урусский берег этой же ночью. Выслать к броду разведчиков. Выставить дозорных. Остальным — отдыхать. Коней расседлать и напоить. Воды не жалеть. Река рядом. Огонь не разводить. Ждем наступления сумерек. Все. Аллах с нами.
— Аллах с нами…
Десятники низко поклонились и рассыпались по отряду, а вскоре только с высоты птичьего полета можно было заметить среди пожухлых трав четыре сотни дремлющих лошадей и две — людей.
Юный хан разлегся навзничь на подстеленном слугой ковре, подложив под голову мягкую подушку, а рядом, на горячую, как печь, землю, присел аталык.
— Хочешь еще что-то сказать, Кучам? — заметил нерешительность на лице старого воина Салах. — Говори, мои уши всегда открыты для твоих мудрых слов.
— Даже не знаю, как объяснить, достойный, — начал тот. — Тем более что я сам советовал направить чамбул к Тивильжану…
— А теперь твое решение изменилось?
— Не подумай, о светоч глаз моих, будто в душу старого воина закрался страх, и что я верю своим предчувствиям больше чем разуму. Но они возникают не на пустом месте, а выписаны по моей шкуре казацкими саблями.
— Ни мой отец, ни я сам, никогда не сомневались в твоей храбрости, достойный Кучам. Что же касается твоего опыта, то долго придется искать в наших степях багатура, знающего о запорожцах больше тебя. Говори, что тревожит твой дух?
— На Тивильжанскую переправу нельзя идти, повелитель. Чувствую, там нас будут ждать!
— Ну и что? Ты же сам рассказывал, что казаки никогда не держатся вместе большими отрядами. Так чем же нам сможет помешать горсточка гяуров? Вырежем столько, сколько сможем, а остальных — возьмем в плен. Нам нужны сильные рабы…
— К сожалению, это не так легко сделать, достойный Салах-Гирей. Казаки хорошо вооружены и к битве привычны. Много твоих воинов погибнет. Тогда как старый хан больше всего гордился бы своим сыном, если б ты и ясырь богатый привел, и отряд сохранил. Как и подобает истинно великому воителю. Поэтому нам следует, не встревая в открытый бой, незаметно перебраться на левый берег и захватить врасплох какое-то селение. Не бедное, но и не слишком большое. А если с запорожским дозором сцепимся, неприметно подобраться уже не удастся. Нас везде поджидать будут. Седмицы две по буеракам таиться придется, пока тревога поутихнет. А отряд не брал припасов на столь длительный поход. Но и это еще полбеды. Если казаки заметят нас, то пропустив сейчас, могут поджидать на обратном пути. Когда мы возвращаться с добычей станем. Вот поэтому я считаю, что нам лучше обойти переправу стороной. Выше по течению, в дне пути отсюда, еще один брод есть. Он не такой удобный, как Тивильжанский, зато о нем мало кто знает, а значит — и стерегут не так тщательно. И если будет на то милость Аллаха, там мы перейдем реку, никого не потревожив…
Салах-Гирей понимал, что совет опытного аталыка хорош, но ему уже надоели разные задержки. И горячность юноши брала верх над рассудительностью, что явно читалось по лицу молодого хана. Он уже начал подбирать слова, которыми, помимо прямого приказа, смог бы убедить своего наставника в беспочвенности тревог, когда послышался топот копыт. А мгновение спустя один из воинов высланного в дозор десятка, круто осадив коня, птицей слетел на землю и упал к ногам хана.
— Чата Ибрагима поймала гяура, повелитель! — выдохнул гонец.
«Мой первый пленник»! — сверкнула радостная мысль в голове юноши, но он не подал виду, а наоборот, как можно безразличнее, произнес:
— Так ведите его сюда… Послушаем, что он нам расскажет.
— Слушаюсь, повелитель. Только он… — воин замялся в непонятной растерянности.
— Что?
— Странный он какой-то.
— Говори ясней! — недовольно прикрикнул на гонца Кучам.
— Появился неизвестно откуда и убегать не стал, когда мы к нему кинулись… А всего имущества при нем — одно только старое седло.
— Коня не уберег, вот и оседлал самого себя, — хохотнул Салах-Гирей. — А убегать не стал, потому, что оцепенел от испуга… и забыл себя пришпорить.
— Га-га-га! — подобострастно рассмеялись все немудреной шутке.
— Нет, мой господин, не похоже, — отрицательно покачал головой воин, когда смех поутих. — Похоже, этот гяур и самого шайтана не боится. А самое странное, что он сразу попросил провести его к тебе.
— Ко мне?!
— Да, повелитель. Он так и сказал: «Проведите меня к Салах-Гирею. У меня к нему важный разговор имеется. И побыстрее…»
Юноша удивленно моргнул и взглянул на аталыка. Этот поход готовился со всеми необходимыми предосторожностями. А потому появление у самой переправы странного гяура, ожидающего именно его отряд, настораживал.