Она даже не думала, что способна испытывать такой ужас. Дело было вечером, но вовсе не таким уж глухим и даже не вполне темным. Саманта запирала магазинчик, когда вдруг почувствовала чей-то взгляд. Обернулась — и увидела доктора Гранта.

Он стоял на углу и смотрел на нее. Совсем близко, так близко, что она отчетливо разглядела его лицо. Черные волосы. Черные горящие глаза на смуглом лице. Жесткий рот. И страшный шрам через всю щеку…

Звонок телефона вырвал девушку из гипнотических объятий собственной памяти. Чертыхнувшись в очередной раз, Саманта торопливо подняла трубку.

— «Пустяки для развлечения» приветствуют вае. Чем могу помочь?

— Сэм, это Лесли Дойл. Мы тут готовимся загулять на всю ночь большой компанией, не хочешь с нами?

— Лес, я тебя не узнала, будешь богатым. Загулять — это хорошо, но по радио сообщили о ночной грозе и порывах ветра до двадцати метров…

— Сэм, тебе же не девяносто лет! Кто верит синоптикам? Кроме того, если будет буря, мы спрячемся в кабачке.

— В каком?

— В любом, старушка! Между прочим, Миа жаждет тебя увидеть.

Это известие Саманту очень обрадовало. Миа была ее подругой, а не виделись они с тех самых пор, как Миа влюбилась в таинственного и молчаливого Клайва, агента МИ-5, работавшего под прикрытием. Клайв, между прочим, раскрыл одно из убийств двадцатилетней давности, приписываемых Робу МакБлейру. Оставались еще три…

— Я готова, вернее, сейчас буду готова. Заедете за мной?

— В семь могу быть у тебя. Или это слишком рано?

Саманта хмыкнула. Сейчас всего четверть седьмого, до дома пятнадцать минут ходьбы…

— Я буду готова. До встречи.

Десять минут ушло на то, чтобы погасить свет и запереть магазинчик. Она в последний раз подергала дверь и отправилась домой. Половина седьмого.

Жила Саманта недалеко от магазина, в доме Каннаганов, снимала у них комнату, впрочем, Шерри Каннаган, кажется, была бы рада вообще ничего с нее не брать. Саманта улыбнулась, потом помрачнела и немного ускорила шаг. Сейчас придется свернуть на узкую улочку, стиснутую с обеих сторон мрачными каменными домами, в которых давно никто не живет. А еще дальше будет противный и мрачный пустырь, это земля Мейзов, только они там так и не стали строиться, почему бы это, интересно. Впрочем, это единственное мрачное место на всем ее пути домой. До чего же противное ощущение! Словно мокрые и липкие улитки ползают по позвоночнику…

Если бы Саманта Джоне была полицейским агентом, преступницей или шпионкой, она бы знала, ЧТО означает это ощущение — за ней следят.

Если бы она верила в колдовство, то ни за что бы не пошла этой привычной дорогой, предчувствуя опасность.

Беда в том, что Саманта не была ни полицейским, ни преступницей, ни шпионкой, и совершенно не верила в колдовство. То есть абсолютно.

Рон Грант стоял на краю высокого обрыва и мрачно смотрел на море, яростно бьющееся далеко внизу о прибрежные камни. Раньше это зрелище восхищало его. Теперь он не мог смотреть на море без боли. Не смотреть на море он тоже не мог.

Море убило его пять лет назад. Он остался жив, но сердце его похоронено на дне морском. И вся прошлая жизнь тоже.

Они считают, что он сошел с ума, когда это все случилось. Правильно считают, наверное.

Рон инстинктивно притронулся пальцами к страшному шраму на щеке, провел по нему вниз, к плечу, сунул руку под рубашку… Хирурги постарались на славу, молодцы. Его залатали, сделали, что смогли, но, если Рональду Гранту взбредет в голову раздеться на пляже, дети разбегутся с плачем. Да и их матери, возможно, тоже.

Молодцы, хирурги. Будь они прокляты. Он молил о смерти, клянчил у них разрешение умереть, но они его спасли. Зачем?

— Доктор Грант!

Рон обернулся. В темноте он не мог видеть того, кто его зовет, но прекрасно узнал голос.

— Я уже иду, Дик.

Рон в последний раз бросил взгляд на бушующее море, на черные тучи, несущиеся по небу. Не повезло участникам и зрителям нынешнего карнавала. Впрочем, если учесть мрачный колорит здешних традиций, то ночка в самый раз.

Неожиданно он вспомнил совсем другой карнавал, и личико Белинды встало перед ним во тьме. Как они веселились тогда, как залихватски отплясывали джигу в кругу друзей!

Теперь у него нет друзей. Теперь у него нет Белинды. Теперь у него ничего нет. Только мрачный замок на Холме. Только сгорбленные горгульи с оскаленными пастями у ворот, только вой ветра и холодный блеск луны. Одиночество. И разодранная в клочья, истекающая кровью душа.

— Доктор Грант, я уже начал волноваться! Вы рискуете жизнью, забираясь на этот чертов утес.

— Чего же вы хотите от сумасшедшего, Дик?

— Вы не более безумны, чем я сам, док, и вы это знаете.

— Да? В таком случае поговорите с жителями Бен Блейр, и они быстро объяснят вам, какому монстру вы служите.

— Ну да, и еще расскажут о старом призраке, который то и дело вылезает из могилы и душит девственниц. Где он их только находит!

— Такие сказки привлекают туристов, а значит, служат делу процветания городка Бен Блейр и его обитателей.

— Дураков на свете много, это правильно. Что до Бен Блейра… Зло затаилось в этом городишке, я его чувствую. Зло и жестокость. Только вот ведьмы и призраки, к сожалению, не имеют к нему никакого отношения.

— К сожалению, Дик?

— Конечно. С призраками легче бороться. Святая вода, месса, крик петуха, пучки чеснока, да мало ли что еще! А вот злые люди — это пострашнее. Давайте руку, док.

Рон оперся на руку Дика Мортона и в который раз поразился силе и ловкости этого почти шестидесятилетнего человека. Дик Мортон служил в замке уже пять с лишним лет, с тех самых пор, как доктор Рональд Грант переехал в Бен Блейр. Дик был рядом всегда. Что еще важнее, только Дик знал, как сильно тоскует доктор Грант по своей погибшей невесте, Белинде Мейз, как плачет по ночам, как просыпается с криком, в сотый раз увидев во сне тот взрыв…

— … об обеде?

— Прости, Дик. Ты спросил меня о чем-то?

Синие яркие глаза пытливо взглянули из-под густых бровей.

— Что-то случилось, мастер Рон?

— Да нет. Немного устал. Так ты спрашивал…

— О том, можно ли подавать обед. Вернее, уже ужин. Миссис Бленчли отпросилась на весь день, но все оставила в духовке, так что достаточно разогреть — и все.

— Обед. Я и забыл, что мы не ели сегодня.

— Вы бы вообще про еду не вспоминали, кабы не было с вами рядом кого-то, кто вам про это напоминает.

— Это все моя работа. Честно говоря, в лаборатории я действительно забываю про все на свете.

— Не пойдете на праздник?