Она сделала глубокий вдох, когда карета остановилась. Приподнявшись, потянулась к ручке и приготовилась выпрыгнуть. Но тут дверца кареты вдруг распахнулась, и Джулиана увидела высокого широкоплечего мужчину, стоявшего прямо перед ней.

Яркий свет, льющийся из окон Ралстон-Хауса, освещал его со спины, так что лицо оставалось в тени, но невозможно было не заметить, как яркий желтый свет падает на копну золотистых волос, что делало его похожим на падшего ангела, которого изгнали из рая, но нимб оставили.

Увидев Джулиану, он немного прикрыл дверцу, чтобы никто другой ее не заметил, а потом, осмотревшись, забрался в экипаж.

«Уж лучше бы я рискнула остаться с Грейбхемом», — в панике подумала Джулиана, ибо менее всего в этот момент она хотела остаться наедине с этим несносным герцогом Лейтоном. Но, увы, сегодня буквально все складывалось против нее — дверца тотчас захлопнулась, и они с герцогом остались одни.

Отчаяние подтолкнуло девушку к действию, и она стала сдвигаться к ближайшей дверце, собираясь сбежать. Пальцы ее нащупали ручку, и тотчас же послышался голос:

— На вашем месте я бы этого не делал.

Невозмутимость тона обдала ее холодом, а ведь было время, когда Лейтон не вел себя с ней столь отчужденно. До того, как она поклялась никогда больше не разговаривать с ним.

— Я, конечно, благодарна за совет, ваша светлость, — заявила Джулиана. — Но вы уж простите меня, если я ему не последую.

Она стиснула ручку и наклонилась, чтобы поднять задвижку. Но герцог словно молния метнулся к ней и без видимых усилий удержал дверцу.

— Это был не совет. — Он дважды постучал по потолку кареты, экипаж тут же пришел в движение.

Джулиана помянула недобрым словом всех вышколенных кучеров — повалившись на пол, она запуталась в юбках и еще сильнее порвала свое атласное платье. Она поморщилась, услышав треск рвущейся ткани, и с тоской провела грязной ладонью по дорогому ярко-зеленому материалу.

— Мое платье испорчено… — пробормотала она, как бы намекая, что герцог имел к этому самое прямое отношение. «Ему не обязательно знать, что платье было испорчено задолго до того, как я забралась к нему в карету», — решила девушка.

— Что ж, я мог бы назвать ряд путей, которые не привели бы вас к этой трагедии сегодняшним вечером. — В его тоне не было ни капли раскаяния.

— У меня не было выбора, — заявила Джулиана и тут же возненавидела себя за то, что сказала это.

Герцог резко повернулся к ней как раз в тот момент, когда серебристый луч света, отбрасываемый фонарным столбом, проник через окно кареты, ярко и отчетливо высветив его черты. Но Джулиана старалась не замечать его, старалась не обращать внимания на то, что весь его облик указывал на благородное воспитание и аристократическое происхождение. У него был крупный и прямой патрицианский нос, а его высокие скулы, наверное, очень бы подошли женщине; хотя ему, похоже, лишь придавали еще больше мужской красоты.

— Не было выбора? — Лейтон усмехнулся. — Наверное, трудно оправдывать такую репутацию, как ваша, — добавил он неожиданно.

Джулиана в гневе отшатнулась от него, хотя она давно уже привыкла к оскорблениям и всевозможным измышлениям, порождаемым тем, что она — дочь коммерсанта и падшей английской маркизы, бросившей мужа и сыновей. Более того, ее мать отвергла и лондонский высший свет — то был, наверное, единственный из материнских поступков, за который Джулиана испытывала к ней малую толику восхищения. И ей очень хотелось сказать им всем, куда они могут засунуть свои аристократические правила. В том числе и герцогу Лейтону, самому худшему из всей этой компании. Хотя поначалу он таким не был.

— Я бы хотела, чтобы вы остановили карету и выпустили меня, — сказала Джулиана.

— Все пошло не так, как вы планировали?

— Как я… планировала?

— Полно, мисс Фиори. Думаете, я не знаю, какую игру вы затеяли? Вас обнаруживают в моей пустой карете, и это идеальное место для тайного свидания у дома вашего брата во время одного из самых посещаемых светских раутов.

Ее глаза расширились.

— Так вы думаете, что я…

— Нет, не думаю, а точно знаю: вы пытаетесь поймать меня в брачную ловушку. И этот ваш замысел, о котором ваш недальновидный брат, полагаю, не имеет представления, мог бы увенчаться успехом, если бы на моем месте оказался кто-нибудь поглупее. Но уверяю вас, со мной такой номер не пройдет. В состязании репутаций я, несомненно, выиграю. В сущности, я бы спокойно позволил вам погубить себя там, перед Ралстон-Хаусом, если бы, к несчастью, не был в данный момент в долгу у вашего брата. Вы вполне заслужили это за тот глупый фарс, который устроили.

Голос его был спокойным и твердым, словно она, Джулиана, просто мелкое неудобство, незначительная помеха, как муха в чае, например.

«Заносчивый и самонадеянный осел!» — мысленно воскликнула Джулиана, скрипнув зубами от злости и негодования.

— Знай я, что это ваша карета, я бы бежала от нее как от чумы.

— Тогда удивительно, что вы умудрились не заметить большой герцогский герб на дверце.

О, этот человек просто невыносим!

— В самом деле удивительно. Потому что я уверена: герб на дверце вашей кареты соперничает в размерах с вашим самомнением! Заверяю вас, ваша светлость, — Джулиана выплюнула почтительное обращение, как какое-нибудь бранное слово, — если бы я охотилась за мужем, то искала бы того, в ком есть нечто большее, чем громкий титул и непомерно раздутое самомнение. — Она услышала дрожь в своем голосе, но уже не могла остановиться. — Вы так кичитесь своим титулом и положением, что просто удивительно, как вы до сих пор не велели вышить серебряной нитью слово «герцог» на всех своих плащах и сюртуках. Вы так себя ведете, что можно подумать, будто вы и в самом деле заслужили то уважение, которое вам оказывают, а не просто родились в правильное время от правильного мужчины, который, полагаю, сделал свое дело точно так же, как и все остальные мужчины, то есть без особого мастерства. — Она замолчала, и только потом до нее дошло, что в какой-то момент во время своей тирады она перешла на итальянский. Оставалось лишь надеяться, что герцог ее не понял.

Воцарилось тягостное молчание, словно огромная зияющая пропасть, угрожающая ее рассудку. И тут карета вдруг остановилась.

Несколько бесконечно долгих мгновений герцог сидел как каменное изваяние. Наконец распахнул дверцу и отчетливо проговорил:

— Выходите из кареты. — Он сказал это по-итальянски.

Что ж, прекрасно. И она вовсе не собирается извиняться. Особенно после всех тех ужасных слов, что он ей наговорил. А если он намерен вышвырнуть ее из кареты, то так тому и быть. Она пойдет домой пешком. С гордо поднятой головой. Возможно, кто-нибудь сможет указать ей правильное направление.

Джулиана поспешно выбралась из экипажа и повернулась, ожидая, что дверца за ней захлопнется. Но герцог вдруг вышел вслед за ней и, не обращая на нее внимания, стал подниматься по ступенькам дома. Парадная дверь открылась еще до того, как он ступил на верхнюю ступеньку. Когда же он вошел в ярко освещенный холл, навстречу ему радостно выбежал огромный пес.