вещи собирать!

И пускай моя дорога

станет даром мне от Бога!»

Поутру же, выйдя в сени

и увидев там смятенье,

он ответил, улыбаясь

– как всегда, не сомневаясь:

«Люди Добрые, ну что же

так печальны вы по коже?

В скором времени, как сдюжу

я вернусь в любую стужу!»

И, собрав с собой вещички

– лишь всё нужное и спички,

поспешил скорей туда -

где у неба города.

Глава II

Под вечернюю зарю

– всё в родном ещё краЮ,

он увидел на опушке

лик печальнейшей старушки,

И темна она была

словно серая скала…

Подойдя, ей поклонился

и с вопросом обратился:

«Дашь водицею напиться

чтобы сил мне накопиться?

И чего сидишь одна

словно серая скала?»

А старушка, повернувшись

– тем вопросам улыбнувшись,

подала ему водицы

чтобы с жаждою проститься,

И вздохнув, себя терзая

говорит, слезу роняя:

«В жизни всё, уж так сложилось -

что тоска в меня вселилась,

и немногим на планете

я нужна в подобном свете…

Жизнь моя была по плану,

но с корыстнийшим изъяном -

что лишь сыну и себе

дам улыбку на лице!

И жила я той мечтой -

что всегда он будет мой…

Но потом, всё так сложилось -

что иное мне открылось,

и я с грустью поняла -

что пришла его пора!

Лишь на путь благословивши

– добрым словом вдохновивши,

отпустила, чтоб мой сын

добивался всех вершин!»

Грустно ведала старушка

– лишь почёсывая ушко,

и грустила, что она

никому и не нужна…

Тут, откуда и не ждали

и, конечно же, не звали,

пошёл к ним старичок

– худосочный, что сморчок!

Феофан спросил тогда:

«Ты откуда, и куда?

И чего такой весёлый

словно светом озарённый?»

«Так живу я – тута, рядом!»

– молвил тот, с задорным взглядом,

У меня так получилось -

что уныние вселилось,

даже начал унывать

и на Боженьку роптать…

Но, поняв потом причину

– всю нелепость той картины,

встал на новую дорогу

что увидел я от Бога!

Вы поймите, наши страхи -

это дикие собаки,

Как бы мы их не учили

или, чем бы, не кормили,

– лишь один там интерес:

«Волки смотрят только в лес!»

Но, когда их отпускаем

и кормить не приучаем,

то, и эти появленья -

не опасные явленья!»

Сразу понял Феофан

– то, и есть заветный план,

Только нужно всё сложить

дабы верно изложить!

«Ты, родная, не грусти -

чтоб былое обрести,

ведь кольми нам унывать

то и радость забывать!

А тоска – она, зараза

пожирает, но не сразу…»

Ожила тогда старушка

перестав чесать за ушком:

«Правы вы! – чего таить?

– важно Веру сохранить!

И не стоит жить в печали

лишь тоску себе венчая!»

Пригласила всех до хаты

приготовив им богато,

Пили, ели, говорили

и былое отпустили!

Со старушкой Фан обнялся

– поутру, как собирался,

пожелав, от всей души

чтобы радости пришли!

А потом, опять туда

– в путь, неведомо куда,

чтоб найти свою судьбу

в неизведанном краю!

Глава III

Много дней он, так шагая

– мысли «в кучу» собирая,

брёл лугами и полями

– те красОты созерцая.

Много раз он попадался

– что на поле оставался,

но, в ночи, по пробужденью

не жалел о том решенье,

Свет луны и звёзд с небес

дарят множество чудес,

и весь луг, покрытый мраком

зацветает ароматом!

Много видел он зверушек

и заброшенных избушек -

где недавно жизнь цвела,

а теперь, лишь «трынь-трава»…

И, травою тех дорожек

– под шагание двух ножек,

он спешил скорей туда -

где у неба города!

Как-то раз, в один обычный день

встретил грустных он людей,

И, к тем людям подойдя

вопросил, чуть погодя:

«Дня вам доброго, селяне!

Что случилось, Други, с вами?»

Подошёл к нему старик

и сказал, склонивши лик:

«Мы – торговцы и крестьяне,

мы – обычные селяне!

Сами садим и растим

и всю зиму то храним,

А, что лишнее в амбарах

– тем, торгуем на базарах!

Мы везли сегодня в город

на продажу целый ворох,

– то, что пряли мы руками

и добыли топорами,

В общем, всё, чем мы живём

– то, и было всё при нём!

Но, по глупости, аль дури?

– мы, до леса, повернули,

чтоб быстрее всё продавши

и до дому воротавшись,

как и прежде, продолжать

прясть, садить и добывать!

Ка бы знать бы нам тогда -

что явилась бы беда,

и разбойные людишки

– в большинстве своём, воришки,

налетят, как ураган

чтоб порвать у нас карман,

– то, конечно, обошли бы

и, в тот лес бы, не пошли мы!»

И, на этой горькой фразе

он прервался в том рассказе…

Фан, слова его обдумав

и уловочку придумав,

всё же, выбрал направленье

до разбойного селенья,

И пошёл искать ту шайку

– типа, он – лишь попрошайка.

Вдруг, увидел с края леса

– словно в призрачной завесе,

неприметный хуторок

и плывёт с него дымок,

А дымок тот – не простой

– пахнет пиром он, горой!

И когда, туда поближе

подошёл и гам услышал,

то узрел и балаган

и разбойничий бедлам!

И тому лишь напугавшись

да, сомненьям поддавшись,

он, не зная – что сказать?

– начал выходы искать!

Но, матёрые людишки

прохиндеи и воришки,

в тот же миг его скрутили

и за ноги потащили.

Тут, из старого сарая

вышел, чётками играя,

мужичок, лет сорока

и седая голова,

Взгляд, ни добрый, и ни злой

– только, чуточку пустой,

но, когда его ты ловишь

– то лишь глупости буровишь!

И вокруг, в одно мгновенье

вдруг, затихло всё селенье,

и, те страшные людишки

стали кроткими, как мышки…

К Фану, молча подойдя

он, вдруг, стал светлее дня!

«Добрый Друг, вот это встречу

подарил нам этот вечер!

Что ты смотришь на меня

словно я – кончина дня?

Аль не помнишь ты меня?

Али мало тут огня?»

Феофан же, улыбнулся

и к старшОму потянулся:

«Ах ты, Брат ты мой… да как?

– как случилось это так?!

Как же ты сюда попал?

Как разбойником ты стал?»

Ну, а тот, его обнявши

так сказал, слезу убравши:

«Ты, пойдём со мной до хаты

чтоб услышать эту правду!»

А потом, была беседа

про унынье и победы,

…И про то, как выживал

и, как часто враждовал…

…Как с бандитами связался

и на нарах оказался…

И о том, как сложно жить

чтоб с