В его могуществе бушует неукротимая ярость – она мне знакома, и это тревожит меня. Возможно, это магия джиннов, размышляю я, но в союзах джиннов со смертными, которые все же случались, никогда не рождались дети.

– Уходи, мерзкая тварь! – Приободренный моим отступлением, мальчишка что-то швыряет в меня. «Снаряд» причиняет мне не больше вреда, чем пригоршня розовых лепестков. Соль.

Мое любопытство угасает – порождение мира духов, которое живет в этом ребенке, больше не интересует меня, и я тянусь к рукояти косы, закрепленной у меня за спиной. Прежде чем мальчишка успевает что-либо понять, лезвие рассекает ему горло, а я поворачиваюсь, чтобы уйти: мысли мои уже заняты другим.

Внезапно мальчик начинает говорить, и я застываю, как вкопанный. Голос его звучит громко и весомо, словно речь джинна, изрекающего пророчество. Но ребенок путается в словах – жизненная сила покидает его.

– Семя, так долго дремавшее, проснулось, расцвело и принесло плод, который надежно спрятан в теле смертного. И в нем заключена твоя погибель, Возлюбленный, а с нею и разрушение… разрушение…

Джинн закончил бы пророчество, но передо мной всего лишь человек, и тело его – слишком хрупкий сосуд. Кровь хлещет из страшной раны на горле, мальчик заваливается на бок. Он мертв.

– Во имя неба, что ты такое? – шепчу я, обращаясь к тьме, говорившей со мной устами ребенка. Но она уже рассеялась как дым и забрала с собой ответ на мой вопрос.

Сказительница прочно завладела вниманием посетителей постоялого двора «Укайя». На улицах Адисы завывает зимний ветер, дребезжат ставни, и Кочевница тоже дрожит всем телом. Она поет о женщине, которая сражается с мстительным джинном за жизнь своего возлюбленного. Даже те, кто влил в себя по несколько кружек эля, не сводят с нее глаз.

Из своего угла я наблюдаю за кеханни, размышляя о том, каково это: быть такой, как она. Предлагать свой дар рассказчицы незнакомым людям, вместо того, чтобы подозревать всех и каждого в намерении тебя убить.

Мысль об убийстве заставляет меня снова обвести зал пристальным взглядом и нащупать под плащом кинжал.

– Если натянешь капюшон еще ниже, – шепчет Муса из Адисы мне на ухо, – люди примут тебя за джинна.

Книжник небрежно развалился на стуле справа от меня. Дарин, мой брат, сидит напротив. Мы выбрали стол у запотевшего окна, и тепло от очага сюда не доходит.

Я не вытаскиваю оружие из ножен. Однако моя кожа зудит: чутье говорит мне, что за мной наблюдает враг. Однако взгляды всех присутствующих устремлены на кеханни.

– Перестань хвататься за нож, аапан.

Это слово из языка Мореходов означает «сестренка», и Муса произносит его с тем же раздражением, что иногда слышится в голосе Дарина. Пчеловод, – Мусу знают под этим именем – старше нас с братом, ему двадцать восемь. Возможно поэтому он с особым удовольствием раздает нам указания.

– Хозяйка – наш друг, – успокаивает меня он. – Никакой опасности нет. Расслабься. В любом случае, мы ничего не сможем предпринять, пока не вернется Кровавый Сорокопут.

Вокруг нас Мореходы, Книжники, и всего человек пять Кочевников. Но когда кеханни заканчивает свою историю, стекла дрожат от оглушительных аплодисментов. Шум застигает меня врасплох, и я снова вцепляюсь в кинжал.

Муса убирает мою руку с оружия.

– Ты вытащила Элиаса Витуриуса из Блэклифа, спалила тюрьму Кауф, приняла роды у супруги Императора Меченосцев в самый разгар битвы, ты встречалась лицом к лицу с Князем Тьмы уж не знаю сколько раз, – говорит он. – И ты подпрыгиваешь на месте от громкого звука? Я считал тебя бесстрашной, аапан.

– Оставь ее, Муса, – вмешивается Дарин. – Лучше быть нервным, чем мертвым. Кровавый Сорокопут согласилась бы со мной.

– Кровавый Сорокопут – Маска, – возражает Муса. – Подозрительность у них в крови. – Книжник выжидающе смотрит на дверь, и лицо его становится серьезным. – Она уже должна была вернуться.

Это так странно – волноваться за Сорокопута. Еще несколько месяцев назад я считала, что буду ненавидеть ее до самой смерти. Но потом карконские варвары во главе с волшебником Гримарром осадили Антиум, и Керис Витурия предала свой город. Тысячи Меченосцев и Книжников, включая меня, Сорокопута и ее новорожденного племянника, Императора, бежали в Дельфиниум. Сестра Сорокопута, Ливия, регент при малолетнем Императоре Закариасе, освободила всех рабов-Книжников.

И каким-то образом во время всех этих событий мы с Сорокопутом стали союзницами.

Хозяйка, молодая Книжница, ровесница Мусы, появляется на пороге кухни с подносом в руках. Она уверенно направляется к нам, и до меня доносится чертовски соблазнительный аромат тушеной тыквы и чесночных лепешек.

– Муса, дорогой. – Женщина расставляет на столе еду, и я внезапно понимаю, что умираю с голоду. – Вы не останетесь еще на ночь?

– Извини, Хайна. – Он бросает ей золотую марку, и она проворно ловит монету. – Это за ночлег.

– Хватит с лихвой. – Хайна прячет деньги в карман. – Никла снова подняла налоги для Книжников. На прошлой неделе хлебная лавка Найлы разорилась – нечем было платить.

– Мы лишились самого надежного союзника. – Муса говорит о старом короле Ирманде, который болеет уже много недель. – Дальше будет только хуже.

– Ты же был женат на принцессе, – напоминает Хайна. – Может, ты с ней поговоришь?

Книжник криво усмехается, глядя ей в лицо.

– Только если ты хочешь, чтобы налоги еще повысили.

Хайна уходит, а Муса пододвигает к себе блюдо с тушеными овощами. Дарин хватается за тарелку с жареной бамией, на которой еще шипит масло.

– Ты же час назад сгрыз четыре початка кукурузы, – недовольно говорю я, сражаясь за корзинку с хлебом.

И в тот момент, когда она оказывается в моих руках, входная дверь распахивается. В зал врывается снежный вихрь, а на пороге возникает высокая стройная женщина. Блестящие светлые волосы заплетены в косу и уложены точно корона, но их почти полностью скрывает капюшон. На нагрудной пластине мелькает изображение птицы с раскрытым в крике клювом, но женщина запахивает плащ и широкими шагами направляется к нашему столу.

– Пахнет невероятно. – Кровавый Сорокопут Империи Меченосцев усаживается напротив Мусы и забирает у него блюдо. Заметив, как вытянулось его лицо, она пожимает плечами. – Сначала дамы. Это касается и тебя, кузнец.

Тарелка Дарина скользит в мою сторону, и я буквально вгрызаюсь в еду.

– Ну? – обращается к Сорокопуту Муса. – Эта сверкающая птичка на твоих доспехах помогла получить аудиенцию у короля?

В прозрачных серых глазах Кровавого Сорокопута вспыхивают зловещие огоньки.

– Твоя жена, – начинает она, – это просто заноза в…

– Бывшая жена, – перебивает ее Муса.