class="p1">Но сегодня мне пришлось думать о нём, я же ждала сейчас именно его. Поэтому разгадка моего согласия на встречу нашлась быстро. Мне было интересно — нет, не что скажет бывший муж, а действительно ли я вылечилась от любви к нему, как от рака. Я так воспринимала свои чувства к Павлу — как опухоль, которую следует победить. Вырезать, облучить, заесть таблетками и никогда больше не вспоминать о ней. И пока Павла не было рядом, я легко верила в то, что здорова, но если он появится на горизонте?

Нет, я не мазохистка. Я просто привыкла быть честной по отношению к себе. И если чувства остались, значит, мне вновь понадобится помощь хирургического скальпеля, потому что я не желаю жить с дырой вместо сердца.

Я подняла голову, оторвавшись от созерцания вспотевшего белого чайника, и посмотрела за окно-витрину, на улицу, по которой в обе стороны сновали прохожие. Снегопад продолжался, превращая дороги в бело-серое месиво, и большинство людей кутались в шарфы и натягивали капюшоны, прячась от колючих морозных снежинок.

Он потому и привлёк моё внимание, что стоял без шапки, шарфа и перчаток. Стоял в стороне, там, где располагался вход в кафе, и жадно, как-то нервно курил, выпуская в воздух струи дыма пополам с паром. Сердце не дрогнуло и не зашлось, хотя я узнала бывшего мужа. Странно было бы, если бы не узнала. Вот только раньше Павел не курил, да что там говорить — даже не пробовал никогда. А теперь я сидела и смотрела, как он сжимает пальцами тонкую и длинную сигарету, подносит её ко рту, и на кончике вспыхивает яркий огонёк.

Я изучала бывшего мужа, пытаясь понять, что чувствую к нему. Было ли мне любопытно, почему он начал курить? Ни капли. Хотелось ли мне коснуться ладонью его чуть небритой щеки, как раньше, ощутить тепло кожи? Абсолютно нет. Мечтала ли я о том, чтобы он попросил прощения, сказал, что жалеет, и вообще на самом деле до сих пор безумно любит меня? Ни за что.

Я самой себе казалась голой пустыней, безжизненной землёй, на которой ничего не способно больше прорасти — ни любви, ни жалости, ни даже лёгкого любопытства. Павел был для меня пеплом, и его можно было лишь развеять по ветру — больше ни для чего он не годен, бесполезен.

Наконец бывший муж выбросил сигарету в пепельницу, дрожащей ладонью взъерошил ёжик коротких тёмных волос, провёл по лицу, будто вытирая слёзы. Хотя, конечно, не слёзы — растаявший и превратившийся в воду снег. Развернулся и вошёл в кафе.

Я непроизвольно выпрямилась, глядя в сторону входа. Потом всё же отвела взгляд и налила себе чаю. Малиново-алый… на кровь не похож, скорее, на густой компот. Пожалуй, стоит попробовать.

Сделала маленький глоток. Горячо, но не обжигает, и вкус яркий, насыщенный, не кислый, а скорее, кисло-сладкий, приятный. К такому чаю хорошо бы подошло мороженое, но зимой я его не ела — иначе сразу заболевало горло. Может, сырников заказать? В меню точно были. С сырниками тоже будет вкусно.

— Привет.

Я моргнула и подняла голову. Да, не более чем за минуту, пробуя чай и рассуждая о нём же, я умудрилась забыть о Павле напрочь. Так и выживала все три года без него, после того, как он меня предал.

— Привет, — ответила ровным голосом, окинув фигуру бывшего мужа быстрым взглядом. Новое чёрное пальто, я такого у него не помнила, и сидело оно как-то иначе — похудел он, что ли? А вот волосы прежние, короткие и взъерошенные, только теперь не совсем тёмные, а словно полуседые. Или это снег не до конца растаял?

И глаза, конечно, прежние, серо-голубые, и широкие брови так же низко нависают над ними. А вот на лбу появились вертикальные морщины — три года назад их не было.

Больше всего во внешности Павла я когда-то любила глубокую ямочку на подбородке, как у актёра Бена Аффлека. Касалась её, целовала, смеялась и говорила, что мужа перед рождением кто-то ткнул пальцем в подбородок на счастье и удачу.

Да… глупая была и наивная, влюблённая по уши Динь.

Павел снял пальто, повесив его на вешалку неподалеку от нашего столика. Одёрнул светлый вязаный свитер — его я как раз узнала, сама покупала в подарок, — и я поняла, что бывший муж действительно сильно похудел. И свитер, и джинсы — всё висело на нём, будто было на пару размеров больше.

Но меня это совсем не побеспокоило, я просто отметила факт, как бывает, когда видишь на улице сбросившего вес соседа. Да, молодец, похудел, спортом занимался или болел, какая разница? Не волнует. Не больше, чем бывшие и нынешние мужья Анджелины Джоли.

— Что пьёшь? — спросил Павел нейтральным тоном, садясь напротив. Он тоже смотрел на меня, но его взгляд не был таким же нейтральным, как голос. Я не знала, каким он был, предпочитала не анализировать, но то, что мне под ним стало неуютно — это точно.

— Фруктовый чай.

Павел поколебался, полистал меню. Видимо, хотел, как и прежде, взять со стола вторую чашку — а она тут стояла — и налить себе чаю из моего чайника. Вот только я не предлагала, а он не спрашивал. Спросил бы — разрешила. Что мне, чаю жалко? Я всё равно столько не выпью, а если выпью, до дома не дотерплю.

Заказал в итоге кофе, капучино. Это тоже было странно, как и сигареты на крыльце кафе — раньше Павел пил кофе, как и я, раз в месяц, и никогда не делал этого в кафе. Варил дома в турке по какому-то своему рецепту, очень сладкий кофе с корицей и сливками, и пил из маленькой белой чашечки. Он её не забрал тогда с собой, и я, подождав пару недель для очистки совести, выбросила её. Как и турку, впрочем. И много чего ещё из оставленных им вещей.

Я сделала глоток чаю, потом ещё один, и как раз когда ставила чашку на блюдце, услышала вопрос, сказанный тихим и словно неуверенным голосом:

— Как ты?

Подняла глаза, посмотрела на бывшего мужа. Он дико нервничал, я видела это так же ясно, как и снег за окном. Когда Павел нервничал, у него всегда чуть дёргались мышцы на лице, создавая ощущение нервного тика. Вот только подобное случалось с ним лишь в минуты крайнего, почти запредельного волнения.

И что его настолько волнует сейчас? Ну не я же.

— Отлично.

Я замолчала и сделала ещё один