Чарли опустила на доски крыльца свою тарелку. Она тут же вспомнила прежние сюрпризы дяди Уилла. Он преподавал историю в старших классах школы Мон Плизан и как-то летом, в первый день каникул, купил подержанную лодку – «гарантированный великолепный отпуск для всей семьи». Лодка камнем пошла на дно, как только вся семья поднялась на борт. И даже несмотря на то, что это случилось на мелководье и все благополучно выбрались на берег, перепугались они не на шутку. На следующее лето Уилл пригласил всю семью на Игл Хилл учиться летать на дельтапланах. И сломал ногу при первом же приземлении.

Но самый ужасный сюрприз – Чарли даже застонала, вспомнив его – приключился в то лето, когда он выкрасил дом Белландов в ядовитый кислотно-синий цвет (каким он и оставался до сих пор), пока Чарли с мамой отдыхали в палаточном лагере.

– Я хотел сделать вам сюрприз, – отбивался он, когда они вернулись. – Вышло чуть ярче, чем я ожидал, но вы скоро привыкнете.

– И что же это за сюрприз, папа? – нарушил молчание Дэн. – Ты бы намекнул нам хотя бы.

– Ни за что, – самодовольно отрезал дядя Уилл. – Хоть режь меня на куски! – Он подхватил с земли позабытый мячик для бейсбола, вскочил и с рёвом «Лови!» бросил его близнецам. Дяде Уиллу пришлось рыбкой нырнуть с крыльца, чтобы не получить в лоб ответный бросок.

Чарли лишь молча посмотрела на Дэна.

– Ох, да не парься, – прошептал её кузен. – Он через месяц сам позабудет про свой сюрприз, что бы там ни было.

Передняя дверь снова хлопнула, и Чарли обернулась: это вышел её отчим. Он смотрел, как дядя Уилл с рычанием гоняется по двору сперва за одним близнецом, а потом за другим. Рэй подмигнул Чарли и вернулся на кухню, однако девочка успела заметить выражение его лица. Он смотрел на дядю Уилла как на пришельца.

– Рэй наверняка считает, что зря с нами связался, – произнесла Чарли. – Мы кажемся ему ненормальными.

– Нет, это не так, – возразил Дэн. – Рэй уже достаточно времени здесь провёл, чтобы понять, что мы за семья. И к тому же если папа опять затеял что-то абсурдное, это на тебе не скажется. Это будет нашей проблемой.

– И нашей тоже. Мы все одна семья, – упрямо заявила Чарли. Она посмотрела вверх, ожидая увидеть сгущающиеся над домом грозовые тучи. – Дядя Уилл упомянул маму, – напомнила она Дэну, – а значит, сюрприз ошарашит нас всех, в том числе и Рэя. Вряд ли он обрадуется.

Она уже знала, что думает отчим по поводу по крайней мере одного из сюрпризов дяди Уилла. Накануне свадьбы он мимоходом заметил, что хорошо бы успеть покрасить дом в какой-то нормальный цвет, пока не начался учебный год.

Мне давным-давно следовало дать тебе имя. Как-никак, ты был моим лучшим другом с тех пор, как я переехала к прапрабабушке. Не то чтобы она не разговаривала со мной совсем: просто она словно жила в отдельном круге тишины, а всех остальных просто не существовало. Тогда я и стала писать тебе с самого первого вечера у неё дома.

Вот и сейчас я представляю, как ты сидишь на своей кровати, точно как я, только ты находишься в своей собственной комнате в своём собственном доме, и ты знаешь всех, кто в этом доме живёт, и ты их любишь. Ты даже можешь носить такую же футболку, как у меня, с принтом «Спасём диких животных!» – это неважно. Важно то, что ты слушаешь. И я могу рассказать тебе всё как есть: и почему я больше не живу у прапрабабушки, и почему не надеюсь, что надолго задержусь в этом месте.

Начну с поездки на автомобиле по Мэдисону сегодня утром – именно тогда мне стало ясно, что моя жизнь в очередной раз делает крутой поворот. Впервые в жизни я ехала в такси, и готова спорить – моя прапрабабушка тоже. Но, конечно, она всё равно бы в этом не призналась. Всю дорогу до больницы она смотрела в окно, и её увядшее лицо было неподвижным, как камень.

Когда полтора года назад я впервые её увидела, её лицо было розовым и в морщинках. А теперь эти морщины стали такими глубокими, будто их вырезали на серой коже. Я знаю, что скоро она умрёт. И могу поспорить, что она тоже это знает. Я бы хотела чувствовать грусть, ведь у меня нет других родственников, но не получается. Для меня она как была чужой, так и осталась.

Мы уже поворачивали к приёмному покою больницы Святого Иосифа, когда она соизволила заговорить.

– Племянница твоего прапрадедушки живёт в Мон Плизан. Хорошая девочка. Может быть, ты могла бы пожить немного у неё.

Конечно, у меня тут же зароились в голове миллионы вопросов, но я просто согласилась – она всё равно не собиралась больше ничего мне сообщать. Как будто она высунулась на секунду из того жуткого глухого места, где обычно находилась, обнаружила, что я тут, и сообщила мне то, что посчитала нужным. Точка.

Мало-помалу мне тоже делалось жутковато. Я отлично знаю это ощущение, потому что пару раз испытывала его раньше. В один момент я в порядке – ну, по крайней мере хотя бы отчасти – а в другой выброшена в безвоздушное пространство. Ну, как если бы у космонавта вдруг лопнул трос, которым он был прикреплён к кораблю. Раз – и у тебя нет ни верха, ни низа, ни связей. Вот так я и почувствовала себя тогда, сидя в такси рядом с моей бедной умирающей прапрабабушкой.

Когда у вас рвутся связи, всё оказывается где-то далеко-далеко. Надутый доктор осмотрел мою прапрабабушку в приёмном покое и отругал её за то, что она так долго не обращалась в больницу. На смену ему явилась парочка медсестёр: та, что помоложе, с рыжими волосами, только и делала, что улыбалась, а постарше предложила мне выйти с ней в коридор.

– Я так понимаю, что бабушка – твой опекун, – сказала она. – Наш социальный работник тебе поможет. Она очень опытна в подобных делах.

Как только я слышу «социальный работник», мне делается страшно. Та, что явилась в этот раз – судя по лейблу, её звали Рита, – была ещё ничего, но задавала она всё те же застревающие в зубах вопросы, которые я уже сто раз слышала от других социальных работников.

– Твоя прапрабабушка очень серьёзно больна, – наконец сообщила соцработник. – Мы постараемся ей помочь, но тебе придётся искать место, где жить, пока она не поправится. Я могу сделать несколько звонков, или ты могла бы вернуться… где ты раньше жила? В Сакраменто?

Я сказала ей про Мон Плизан, однако она не очень обрадовалась.

– Мы обсудим это с твоей прапрабабушкой, – сказала она, а я подумала: ну-ну, попробуй!

Мы вернулись по коридору к тому же лифту, на котором увезли в палату мою прапрабабушку. Когда мы вышли в коридор на седьмом этаже, меня чуть не стошнило от вони антисептиков. По пути я машинально заглянула в пару комнат, но оттуда смотрели такие мрачные лица, что я предпочла больше не осматриваться.

Моя прапрабабушка оказалась одна в целой палате. Она лежала на высокой узкой койке, закрыв глаза, а костлявые руки сложила поверх застиранного одеяла. Мы вошли, и она несколько раз моргнула.