Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, например, можно побегать, поиграть. Ты играть любишь?
– Люблю.
– Ну, так что, будем дружить?
– Ну, давай дружить, – согласился кот.
– Так вот, пока все спя-ят, – говорил тихо домовой, специально растягивая гласные для пущей убедительности, – потихо-онечку поиграем в догоня-ялки. А потом можно спрятаться у меня в кладо-овке. Твоя хозяйка испуга-ается, что тебя нет, и будет тебя иска-ать, а когда найдёт, обра-адуется… и будет гла-адить, гла-адить тебя.
Котяра завороженно смотрел в одну точку, видимо представляя себе этот процесс.
Домовой вывел его из этого состояния вопросом:
Тебе нравится, когда тебя гладят?
– Да, нравится, – мечтательно ответил Элвис.
– Ну, так что? Будем с тобой играть в догонялки?
– Давай играть, – согласился кот.
Теперь они носились, так что полы дрожали. А когда услышали, что хозяйка проснулась, спрятались в кладовке. Элвис, тяжело дыша от беготни, ждал с замиранием сердца, когда его найдут и обра-адуются. Ждали недолго: дверца резко распахнулась в кладовку, и хозяйка, увидев кота, схватила его за шкирку, крича:
– Ага, вот ты где? Ещё и спрятался! Значит, понимаешь, что так делать нельзя? Так что же тебе неймётся? А-а? Негодяйский кот!
И выкинула его во двор.
Евпатий постоял около двери, послушал, как жалобно мяукал «негодяйский» кот, просясь обратно домой, крутанулся вокруг себя на пятке от удовольствия, и пошел опять на кухню. Сбросил пару тарелок – не разбились. Грохнул их об пол – разбились-таки.
Хозяйка опять стояла около дверей кухни, держась за голову – наверно, она у неё болела. И, решив, что это мыши, она запустила «негодяйского» кота обратно, погладив его, говоря:
– Элвис, дорогой, извини меня, что я тебя выкинула, но тут у нас, думаю, наверно, мыши, разберись с ними, пожалуйста.
Теперь кот в полной готовности стоял посередине кухни и ждал хоть какого-нибудь шороха, напоминающего мышь.
Евпатий сидел на холодильнике, с интересом наблюдая за котом. Он стал шуршать по углам, а котяра, как полоумный, тыкался везде, готовый проглотить всех мышей, только бы хозяйка не выкидывала его на улицу. Наконец, домовому надоело это развлечение, и он сказал:
– Эй, Элвис, успокойся, нет тут мышей. Это у твоей хозяйки голова не в порядке, я видел, она за голову держалась.
– А кто же скоблился тут везде? – возмутился кот.
Евпатий удивился такому проблеску ума, но сделал загадочное лицо и, положив ногу на ногу, тихо изрёк:
– Это, Элвис, ба-ба-йка.
У кота шерсть встала дыбом.
– Ладно, не боись, я с ней разобрался. Она уже ушла.
– Куда ушла? – спросил Элвис, оглядываясь.
Домовой, не задумываясь, произнёс первое, что пришло в голову, глядя на зеркало, которое стояло на столе: – В зеркало она ушла. – И добавил: – Ты в эти зеркала больше не смотри… А то ка-ак вы-ыскочит!..
Кот после этого, увидев любое зеркало, страшно шугался и впоследствии обходил с опаской все зеркала стороной.
Утром Евпатий пошел развлекаться: сбросил с тумбы вазу – она разбилась. Очень досталось опять коту. Хозяйка тыкала его туда носом и кричала, что она его всё-таки вышвырнет на улицу и он будет там почему-то червяков жрать. Евпатий, представив себе, как Элвис жрёт червяков, стал сильно хохотать. В доме при этом дрожали все люстры.
Теперь домовой и кот сидели в кладовке и обсуждали житуху последнего:
– Думаю, твоя хозяйка не в себе, – он при этом покрутил около виска пальцем. – С ней надо что-то делать.
Кот удивлённо приподнялся, переступил лапами и озабоченно сел, продолжая внимательно слушать домового.
– Думаю, тебе надо её разжалобить. Ты знаешь, как её разжалобить?
Кот задумчиво стал смотреть в угол.
– Я думаю, тебе надо поплакать, – сказал домовой, не дожидаясь, когда тот что-либо придумает. – Хозяйка услышит, что ты пла-ачешь, растро-огается, пожале-ет тебя, возьмёт на ру-уки и приласка-ает.
Кот недоверчиво покосился на дверь. Тогда Евпатий выдал веский аргумент:
– Ты же хочешь с ней помириться?
Кот послушался и завыл. Лучше бы он этого не делал. Хозяйка пришла, отлупила его тапком и выбросила опять на улицу. Евпатий сидел около двери и науськивал кота, который скрёбся с той стороны:
– Не понимают тебя тут, не понимают! Ты плачешь, можно сказать, страдаешь… а тебя – тапком! Ты… должен отомстить! Ты подумай, как ты будешь мстить, а я пока пойду за тебя отомщу! Кот перестал орать, запрыгнул на подоконник, чтобы поглядеть в окно, как за него будут мстить. А домовой тем временем, оглядев комнаты, сорвал в доме все шторы. Хозяйка стояла и, не понимая ничего, шептала:
– Что же это такое? А? Что?
Коту стало очень жаль хозяйку, и он передумал ей мстить.
Валентина вышла во двор, к ней кинулся Элвис с дикими ласками. Хозяйка, скорее по инерции, гладила его. Затем достала из кармана телефон и позвонила:
– Витюша, пожалуйста, приезжай, а то я тут умом тронусь. В доме творится что-то невообразимое.
Когда появился Витюша, Евпатий посоветовал коту защищать свою хозяйку:
– А то может произойти непоправимое для тебя!
Элвис сначала не мог понять, что значит «непоправимое», но домовой объяснил:
– Если этот Витюша тут останется жить, то хозяйка тебя выбросит на улицу и будешь там… таки жра-ать червяков. Ты любишь червяков?
– Нет, я червяков не люблю, я люблю рыбу.
Короче, Элвис по совету Евпатия нассал в кроссовки Виктору.
Жаль, что тот понял это не сразу, а только тогда, когда пришел к себе домой.
– Витюша, дорогой, тут что-то творится непонятное, – жаловалась Валентина, – шторы падают, тарелки сами бьются, люстры трясутся.
Тот был реалистом и во всякую нечесть не верил. Он методично обошел весь дом, ища чего-то, заглянул во все углы и, ничего не найдя, заявил:
– Когда руки у некоторых не оттуда растут, то всё везде падает, разбивается и звенит.
– Тряси, тряси воздух, Витюша, ёрш твою медь!.. Я тебе покажу, откуда руки у кого растут!.. Ты у меня попрыгаешь, индюк лысый – бурчал домовой. – Щас я тебе устрою счастливую житуху тут.
Кот, с прижатыми ушами в ужасе наблюдал за действиями домового. Витюша, несколько раз садился мимо стула. В чае, после того как тот сам себе его налил, обнаружилась соль. Телевизор после каждого включения сразу выключался. Закурить он так и не смог: любой огонь – зажигалки или спички – гас около сигареты. Со своей лысины он всё время стряхивал какой-то мусор и паутину. Но, несмотря ни на что, он всё-таки остался ночевать. Лёг в зале на диван, смахнув с простыни, которую только что постелил, неизвестно откуда взявшиеся хлебные крошки.