Я быстро включаю передачу, готовый ехать в дом моих родителей. Двадцать восемь тысяч квадратных футов, девять основных спален, десять запасных, семь ванных комнат, двадцать шесть акров, и до сих пор не хватает места между мной и моей семьей. Моя хватка усиливается, я должен был лететь на Восточное побережье в следующем месяце. Между ними и мной целая страна.

Вместо этого я заперт здесь как минимум еще на год в погоне за призраком.

Поворачивая направо, я поворачиваю на нашу подъездную дорожку. Мощеная дорога, покрытая высокими деревьями, на мгновение остановилась перед большими воротами, блокирующими вход. Я нажимаю кнопку на пульте дистанционного управления, чтобы автоматически открыть их, проехав мимо них и войдя в поместье моей семьи.

Обогнув безвкусный мраморный фонтан впереди, я легко въезжаю на свое парковочное место. Здесь нет обычных машин, значит, никого нет дома. В любом случае, это не имеет значения, даже когда они здесь, я невидим для них.

Как всегда.

Молния рассекает небо за домом, освещая туман на долю секунды, прежде чем гром сотрясает землю под ногами, когда я иду к двери. Клавиатура светится под моим прикосновением, вводя пароль и шагая внутрь.

Когда мои родители и брат здесь, этот дом сияет светом. Его свечение видно сквозь деревья на дороге. Экстравагантные вечеринки, празднование подстриженного ногтя, семейные ужины, на которые меня никогда не приглашали. Но когда они уходят, остаются только я и темнота.

Мои ботинки эхом отражаются от пола, шаг за шагом, пока я не включаю кран на кухне. Я опускаю опухшие руки под теплую воду. Кровь начинает течь в канализацию, часть ее все равно. Кое-что застряло между пальцами, уже засохло.

В доме не должно быть шума. Все должно быть так, как всегда, когда я здесь.

Мертвая тишина.

За исключением того, чего нет. Мои уши дергаются, улавливая знакомый щелчок, сопровождаемый свистом свечения кремня.

— Пытаешься меня напугать? — говорю вслух, медленно вытирая руки, прежде чем оборачиваюсь.

Я вглядываюсь в темноту гостиной, лицо Рука освещается единственным пламенем его зажигалкой, когда он щелкает ею между костяшками пальцев и пальцем. Я замечаю одиночную бриллиантовую спичку, лежащую у него во рту, а алый кончик выглядывает сбоку.

Он откинулся в кожаном скошенном кресле, сложив руки по бокам, и смотрит на меня сквозь темноту.

— Если бы хотел, ты бы меня не услышал. — возражает он.

Я перемещаюсь в кресло напротив него. Потянув за шнурок лампы, она осветила комнату янтарным светом. Как только я погружаюсь в несвежий материал, упираясь руками в колени, слышу приближающиеся шаги позади меня. Я не оглядываюсь через плечо.

— Тэтчер. — Здороваюсь, когда вижу, как его тень проходит мимо меня, садясь слева от нас.

Тэтчер ростом шесть футов четыре дюйма (193 см) — самый высокий в группе. Не то чтобы ему нужен рост, чтобы кого-то напугать.

Он закидывает одну ногу на другую, лодыжка упирается в колено. — Убери свои камни, чтобы разбить голову какому-то бедняге, Али?

Я скриплю зубами, этот напыщенный мудак знал, что я ненавижу, когда меня так называют. Известно, что пока мы были друзьями, но это был бы не он, если бы не пытался залезть кому-то под кожу.

Видите ли, вены Тэтчера постоянно перекачивались ледяной водой, а мои всегда кипели.

— Ты действительно хочешь поговорить о том, что людей раздражает, Тэтчер? Я поднимаю бровь, глядя на его костюм от Армани. Я уже давно научилась не подвергать сомнению его экстравагантный гардероб.

— Я бы не хотел, чтобы тебе снились кошмары. — Он ухмыляется, и я ничего не могу поделать с тем же, что и у меня.

Я бы солгал, если бы сказал, что не хотел в какой-то момент оторвать каждому из них головы. Мы знали, как нажимать на кнопки друг друга. Однако прямо сейчас мне напомнили, как я убью любого, кто попытается сделать то же самое.

Вот почему я хочу остаться в этом богом забытом городе, потому что один из наших был осмеян.

— Где Сайлас? — Спрашиваю я.

— Спит в первый раз, черт возьми, я даже не знаю. — Отвечает Рук.

— Не будь наивным, Рук. Сайлас больше не спит. Когда он это делает, то видит ее. Мы все это знаем. — вмешивается Тэтчер, напоминая всем нам, почему мы здесь вообще.

Напольные часы в коридоре бьют, сигнализируя, что наступила полночь. Вес его слов вкрадывается в комнату. Гнев, который я только что пытался выпустить ранее, снова начал подкрадываться. Я чувствовал пламя, лижущее мои пятки, медный привкус во рту.

— Кстати о ней. Рук наклоняется вперед и бросает папку кремового цвета на стол посреди всех нас. Привилегии быть сыном окружного прокурора.

Я наклоняюсь вперед, хватая его. — Ты уже заглянул внутрь?

Он качает головой: — Хотел подождать, пока мы будем вместе. — Немного приподнявшись, он лезет в задний карман, хватая белую пачку сигарет. Вытаскивая одну, проводя рукой по его длинным каштановым волосам.

— Разум? — спрашивает он, имея в виду дым.

— Сожги дотла, мне все равно. — говорю честно. Рук откидывается на спинку стула, вытаскивает спичку изо рта и зажигает ее пальцами — трюку, которому он научился сам, когда мы были в летнем лагере. Он зажигает конец, глубоко вдыхая облако дыма, собирающееся вокруг его лица.

С тех пор как мне исполнилось шесть лет, единственными, кто меня когда-либо заботил, были Рук, Тэтчер и Сайлас. Мы поклялись всегда защищать друг друга, даже если это означало сеять хаос среди других. Ничто другое, кроме них, не имело значения ни для кого из нас.

Нас никогда не увидишь отдельно от других, мы - дети, которые не созданы для добра. Мы всегда предназначались быть кривыми и сломанными.

— Мы все понимаем, что произойдет, когда мы начнем расследовать это, верно? — Спрашивает Тэтч: — На наших руках будет кровь. Не только те маленькие разрушения, которые мы творили по всему городу всю свою жизнь. Мы не будем сжигать исторические церкви или играть в злые игры. Мы будем убивать.

Мы должны вздрогнуть или содрогнуться при мысли о том, чтобы лишить кого-то жизни. Но мы знали, на что способен каждый из нас.

— Они сами виноваты. Надо было не причинять боль тому, кто нам дорог.

Я помню ту ночь. Я помню запах того дома, в котором мы ее нашли. Как свиное дерьмо и блевотина. Дом-ловушка,