Бедному капитану не пришлось с ней драться. На пороге квартиры ее взгляд зацепился за брызги крови, рассеянные по стенам прихожей ее матери, и все – темнота. На этом конец. Она впала в кому.

В беспамятстве она пробыла больше недели. За это время она потеряла ребенка, о котором никто до этого дня, кроме нее, не знал. Даже мама. Без нее ее похоронили. Нагрянули какие-то двоюродные тетки, дядьки, кузены, которых Даша всегда считала охламонами. Родственники посовещались и сочли, что негоже держать тело без положенного погребения. Мало ли! Может, Дарья так и не очнется! И сойдет следом за матерью. Что же месяц ждать?

Она очнулась. И тайно сказала им спасибо за то, что они так решили. Похороны она бы точно не пережила.

После того как она пришла в себя, ее еще десять дней продержали в больнице. Лечили лекарствами, разговорами с психологом, диетическим питанием, норовившим выскочить обратно. Выписали как-то вдруг и сразу. Пришел доктор под вечер и сказал, что она может идти домой.

– Прямо сейчас? – она приподнялась на локтях на кровати.

– Да. Прямо сейчас.

– А выписка? А больничный лист? – Она же знала порядки. – Печать и все такое?

– Я все приготовил еще с утра. Правда, немного сомневался. Наблюдал вас день. Вы в порядке. Собирайтесь. Вас встречают.

Сердце ёкнуло и забилось. Во рту сделалось сухо-сухо. А глазам горячо-горячо.

Зайцев! Это точно он! Потому и продержали ее до самого вечера, не отпустили днем. Чтобы он мог ее забрать сам, задать несколько вопросов и сообщить, что им больше нельзя встречаться. Что и так уже слухи поползли, когда узнали, что она была беременна.

Даша медленно натянула джинсы, поразившись, с какой легкостью они сошлись на талии. Ей сообщал медперсонал, что она сбросила пять килограммов за время пребывания на больничной койке. Ругали за то, что она почти ничего не ест. Они просто не знали, что она вошла в весовую норму, потеряв ребенка. Она набрала вес, потому что ела как не в себя последний месяц.

Надела джемпер, самый свой нелюбимый – коричневым ромбиком. Интересно, кто догадался его принести? Зайцев его тоже терпеть не мог. Обула кроссовки, взяла в руки ветровку и отощавшую спортивную сумку, в которой до этого были вещи. И пошла на выход.

Ее встречал не Зайцев. Глупо было думать так. Он бы не посмел так светиться. Идиотка!

Ее встречал двоюродный брат Гришка, один из двух охламонов, взявших на себя смелость похоронить тетку в отсутствие дочери.

Он стоял на улице у входа. Даша едва не споткнулась об него, выходя из дверей. Он почти не изменился за минувшие семь лет – тогда они в последний раз виделись. Все такой же: длинноволосый, щетинистый, наглый. Только теперь он выбрался из потертой джинсы, переодевшись в тонкую дорогую кожу. Громыхавшую на каждой кочке старенькую иномарку он поменял на дорогущий байк. Да и еще набил себе тату на шее чуть ниже левого уха.

– Привет, – поздоровалась Даша, глянув на шлем в его руке. – Если ты думаешь, что я с тобой поеду на байке, то ты ошибаешься. Вызови мне такси.

– Привет, сестренка, – сильно растягивая гласные, проговорил Гришка. И мотнул кудрявой башкой. – Я не думал. И такси не нужно вызывать. Я перегнал твою тачку сюда. Давай сумку.

Она покосилась, промолчала. Отдала ему тощую сумку, веса в которой было всего ничего. Пошла за ним следом к автомобильной стоянке, на ходу рассматривая двоюродного брата.

Зачем он здесь? Что ему от нее нужно? Почему до сих пор не уехал? Ее мать похоронили больше недели назад. В чем подвох?

Гришка помог ей усесться за руль. Швырнул ее сумку на заднее сиденье.

– Я поеду следом за тобой. Сильно не гони, – не попросил, потребовал он. – Едем к тебе домой.

Будто у нее были варианты! Квартиру своей матери она еще не скоро посетит. Очень не скоро. Брызги крови на светлых обоях в прихожей еще долго будут сниться ей.

Они быстро доехали до ее дома. Пробок не было.

Старый дом в три этажа в спальном районе ей полюбился с первого взгляда. И она больше не пожелала слушать риелтора, сразу зацепилась за это предложение.

Толстые кирпичные стены, широченные подоконники, огромные окна. В той трешке, которую она купила очень выгодно, когда-то была коммуналка. И ей пришлось долго ее реставрировать, пытаясь выкурить дух коллективного проживания. Вышло долго и недешево. Все то время, пока шел ремонт в ее квартире, она жила с мамой. И теперь проклинала свою радость от новоселья. И спешку, с которой собирала вещи, намереваясь съехать поскорее.

Пожила бы подольше, может, и беды бы не было.

– Чушь, Дашка, – вывернул губы Гришка за ужином, который приготовил собственноручно. – Тетю Нину убили, когда ты была на даче. Даже если бы вы и жили вместе, на дачу ты все равно бы ездила. И убийца выбрал бы время, чтобы ее уничтожить.

Охламон совершенно не парился, выражения не выбирал, то есть щадить ее не собирался. Она хотела обидеться, но потом передумала. Толку? Он всегда был таким: прямолинейным до бестактности.

– Ты чего не уехал? – поинтересовалась она между второй и третьей рыбной фрикаделькой.

– Поживу пока, – ответил Гришка туманно и обвел взглядом ее огромную кухню. – Клево у тебя, Дашка.

– Ты что, здесь собрался жить? – Ее лицо вытянулось. – Не-ет, Гриша. Ни за что! У меня ты жить не будешь.

– Не здесь, Дашка. Мы всегда с тобой были как два паука в банке, так и станем жалить друг друга. – Его рот растянулся в ухмылке. – Я у тети Нины в квартире поживу.

В памяти тут же всплыли забрызганные кровью обои. Лужа крови на паркете. К горлу подкатила тошнота.

– Я там затеял небольшой ремонт в прихожей, Даш. – Гришка, как всегда, правильно понял ее настроение. – Я все меняю: обои, паркет. Не думаю, что ты будешь против.

– А если да? А если я против? – Она отодвинула тарелку с рыбными фрикадельками. – Почему ты распоряжаешься квартирой, которая по праву принадлежит теперь мне? Кто дал тебе право?

– Тетя Нина. – Он хмуро глянул в ее тарелку. – Не понравилось? Блин… Я старался. Французский повар утверждал, что…

– Что – тетя Нина? – передразнила она его.

– Она завещала эту квартиру мне. Не через нотариуса, конечно. Она как-то в телефонном разговоре с моей матерью обмолвилась.

– О чем?

– Ну… Что хотела, чтобы я переехал в ее квартиру, когда ее не станет. У Дашки, мол, теперь своя квартира. Большая. А у Гришки – то есть у меня – нет жилья.

– Это она так сказала? – не поверила Даша.

– Она. – Он выдержал ее подозрительный взгляд.

– Не ты только что придумал, нет? Почему мне об этом ничего не известно?

– Да иди ты, Дашка!

Он вспыхнул, вскочил с места и принялся убирать со стола. Потом застыл у раковины, принявшись мыть посуду.