– Сыграешь?

А. Г.: Сыграю, пожалуйста.

– Не жалко?

А. Г.: Нет, не жалко. Но я должен сказать, что это произошло случайно. То есть она вообще никуда не должна была войти, и я написал эту песенку для Театра Спесивцева на Красных Воротах, причем для пьесы «Барабаны в ночи» по Бертольду Брехту. Она совершенно случайно вошла на радио. Но вот пешечка, да стала королевой! Да, действительно!

(Песня «Мусорный ветер».)

А. Г.: Сейчас очень сложно писать песни о любви. О смерти писать просто, а вот о любви…

– У тебя гитара не строит.

А. Г.: Да? Эта строит. Поехали-поехали, ничего страшного. За любовь – что движет солнце и светило.

(Песня «Амстердам».)

– Слушай, я обратил внимание, вы даже не представляете, как двусмысленно звучит объявление группы после конца песни: «Крематорий»! Кайф! Слушай, я хочу тебе задать один нелепый вопрос. Ты ж всегда со скрипкой играл или нет?

А. Г.: В первом альбоме еще и флейта появлялась. А потом Миша Россовский – сейчас, к сожалению, уехал давно, но вот он… да, внес скрипку, и как-то так понеслось со скрипочкой. Но все это получилось, потому что начали уже играть на флэтах, когда было время запрета, и мы не могли играть в больших… Вот вы еще играли, по-моему…

– Нет, мы играли, конечно.

А. Г.: Вы играли, в филармонии были, все… А все остальные…

– Нет, в филармонии мы были потом! До этого, пока мы были босо́тые, как вы в 70-е, конечно…

А. Г.: Все-таки… уколол!

– …мы, конечно, играли квартирники. И у нас, я помню, вход был – бутылка портвейна (денег нам никто не давал), ну и какая-то нехитрая снедь – частик в томатном соусе и прочее, прочее. И можно было переночевать, потому что каждый что-то приносил…

А. Г.: Но вы неинтеллигентно как-то очень себя вели!

– Послушай, во-первых, я постарше тебя буду, я раньше начал…

А. Г.: Я поэтому и не сажусь. Видишь, стоя, стою перед тобой!

– А-а! Арменчик, все, что хочешь!

А. Г.: Ну, давайте всем обездоленным, брошенным на произвол судьбы миллионам, разбросанным по этой планете, до которых никому нет никакого дела, всем униженным и оскорбленным…

– Ну, конечно, песня веселая, как водится.

А. Г.: Ну, она задумчивая. Это так – немножко полистаем Шекспира, я б сказал.

(Песня «Пиноккио».)

А. Г.: Мы можем много что сыграть.

– У меня ребята голодные. Они могут играть сколько угодно!

А вообще прикольно! Я сижу и вот получаю удовольствие оттого, что Ара играет на Аниной кухне…

А. Г.: Ну, на кухне – тогда мы сыграем про девушек, вальс еще. Ты знаешь, кстати, рассказ такой. Однажды мы играли на юбилее у Родиона Константиновича Щедрина. Он пришел с Майей Плисецкой. Был юбилей в «Останкино». Нас пригласили, видимо, из-за названия, думая, что приедут крутые «металлисты». Но мы приехали, сыграли один блюз и пару вальсиков. И заходит, значит, Родион Константинович с Майей Плисецкой, говорит: «Ребят, я думал, вы такие сейчас выйдете, а вы-то играете всего лишь вальсок!» Через несколько дней, так как окружение было журналистское: «Родион Константинович назвал жанр, в котором выступает группа «Крематорий», «вальс-рок»!» И после этого к нам это прилипло.

(Песня «Клубника со льдом».)

– Наконец-то оправдали свое название. Это веселая группа, ребята!

А. Г.: Мне смешно, когда говорят: «Крематорий» поет о смерти. Ничего подобного! Мы всю жизнь воспеваем саму эту жизнь. Как сказал Шопенгауэр: «Надо жить так, как будто завтра смерть». То есть жить насыщенно.

– Я хочу вам сказать, вы знаете… Поправь, если я что-то подзабыл. По-моему, вы какое-то время тусовались в «Рок-лаборатории», где-то в середине 80-х. Было такое дело?

А. Г.: Ну, нас забрали. Мы играли концерт в доме Булгакова, в подвале. И нас там взяли. Пришлось написать бумажку, что мы больше не даем концертов, и ждать, пока нам позвонят. Нам позвонили, мы поехали в «Рок-лабораторию», выступили там на фестивале, заняли первое место, нам вручили похожий на фаллос приз…

– И что там было написано?

А. Г.: «Лучшей группе всех времен и народов».

– Играй!

А. Г.: Кто б мог подумать! Самая наша…

– Yesterday-yesterday…

А. Г.: Number two. Самая жизнерадостная песня. Все жизнерадостные, но эта – особенно!

(Песня «Маленькая девочка со взглядом волчицы».)

А. Г.: Спасибо вам! Я полагаю, что если вы все, кто сидит здесь и кто смотрит нас, относитесь к нам с любовью, то знайте, что ваше чувство взаимно всегда!

Из зала: Бис! Еще!

А. Г.: Ну, давайте тогда…

(Песни «Веселый ансамбль», «Безобразная Эльза».)

Гарик Сукачев

«Гарик Иваныч – снег и ветер, огонь и вода, Сцилла и Харибда нашей многострадальной эстрады. А если на это все еще накладывается его дэрэ, то тут вообще тушите свет и забивайте входные двери – на вас надвигается Горыныч!» – Евгений Маргулис.

– Гарик Сукачев на «Квартирнике»!

Гарик Сукачев: Да, это я, это мы. Ребят, между прочим, в этом году – можете тоже как-то аплодировать нам с Саней – двадцать лет «Боцману и бродяге» (совместный проект Гарика Сукачева и Александра Скляра. – Прим. ред.), нашему братскому проекту. Ты, Сань…

– А не погано встретили Саню Скляра? Саня Скляр!

(Аплодисменты.)

Г. С.: Гитару возьми, Сань. Там что у нас? Си-минор мы играем. «Ничего не надо» мы решили спеть.

Александр Скляр: Да ладно?

Г. С.: Да, старик, я тоже не очень помню слова, но песня хорошая, мы вот действительно ее просто не пели с тех пор, как вышел «Боцман и бродяга», вообще ни разу эту песенку.

А. С.: Точно.

Г. С.: Что точно? Я тебе говорю ответственно. Вот сейчас мы споем. Все напрягаются. Поехали! Все как-то внутренне напряглись.

А. С.: Ну, конечно, давно не пели.

(Поют песню «Ничего не надо».)

Г. С.: Ребята, между прочим, можете еще раз похлопать – Сане дали звание заслуженного артиста России.

– В нашем полку прибыло. Сань, скажи, тебе стало лучше жить от этого звания?

А. С.: Я пока еще не понял.

– Я тебе хочу сказать, вот раньше, в советское время, это давало лишних два метра на кладбище и какие-то, наверное, скидки на квартплату. Сейчас, по-моему, нет.

Г. С.: А Дом творчества? А Пицунда, брат?

– Сань, я тебя поздравляю просто так.

А. С.: Спасибо.

Г. С.: Ну давай, вспомним. Мы вспомним «Боцмана и бродягу», да, Сань? Жарко, раздеваться надо. Мы сами не ожидали, что так жарко…

Вообще приятно знаете что? Что здесь свои собрались, потому что чужим людям на самом деле особо никогда не скажешь каких-то вещей, которые говоришь близким друзьям, они знают отчасти, что с тобой происходит, как ты живешь в основном только потому, что твои ближайшие товарищи, то, что называется ближним кругом и так далее. И когда-то Саня написал песню, которую мы сейчас споем, а она меня просто потрясла. И вообще для меня это какие-то вот… Мне приятно это сказать при своем друге, теперь уже у нас, к счастью, наступил тот возраст, когда мы можем это говорить откровенно, не стесняясь. Да и меня, когда Саня эту песню мне спел, она просто смела абсолютно. Я сказал: «Саня, ты написал шедевр, я никогда ничего подобного не напишу, и мне вообще незачем