– И скажи, ну вы там долго играли или нет?

А. М.: В «Рок-лаборатории»?

– Или только прослушивание и на фиг?

А. М.: Ну, нас туда приняли. Нам сказали: «Вы в «Рок-лаборатории». Мы: «Блин, мы крутые». И ушли работать в филармонию.

– А в какую, кстати, если не секрет?

А. М.: Мы работали в Дагестанской государственной филармонии, Махачкала. Мы там работали года три, наверное. А сам-то в какой работал?

– Сейчас скажу. Я работал в Москонцерте – Московская областная филармония, Чечено-Ингушская филармония и Узбекский цирк.

А. М.: Нет, в цирке мы пару раз выступали, но в цирке не числились.

– Ты знаешь, я вдруг неожиданно вспомнил Ташкентский цирк. История простая. В наше советское время существовали фондовые концерты. Фондовые концерты из себя представляли вот какую вещь: приезжаешь в город, в котором остались какие-то деньги, и выступаешь значительно больше, чем ты это стоишь. В ведомостях ты не расписываешься. Я играл в «Араксе». Мы приехали спасать Узбекский цирк и, естественно, после этих замечательных концертов нагрянула ОБХСС. Но директором Узбекской филармонии был Моисей Израилич Шапиро.

А. М.: Такой типичный узбек.

– Типичный узбек, да. И перед тем как ОБХСС пришла проверять документы, в сейф с документами попала шаровая молния и взорвала его к чертовой матери.

А. М.: Постоянно в Ташкенте такая фигня.

– Это было официально зафиксировано! Поэтому все эти областные филармонии всегда славились своей какой-то внутренней красотой. Пой, Сань, что хочешь!

(Песня «Поезд на Луну».)

А. М.: Мы вам еще отгрузим тут свеженьких песен.

– Давай!

А. М.: Прям сразу, что ли?

– Конечно.

А. М.: А ты хочешь еще новую или какую-нибудь старую?

– Нет, давайте старую. Мы любим молодых. Давай тогда мы новое сыграем.

А. М.: Давай тогда мы новую сыграем.

– Давай.

А. М.: Тем более она на старые стихи.

– Давай.

А. М.: Ну, старые – вот уже сидит где. Понимаешь? Дайте хоть… Нас никто не слушает, блин, нам хоть где-нибудь…

(Песня «Кохие».)

– Самый нелепый вопрос, который можно задать после исполнения подобных песен: Саня, а какой стиль вашей музыки? Ну, мы как-то так привыкли, что каждый артист придумал себе определенные рамки. Я играю блюз, один играет хард-рок, металл, тут хрен знает что.

А. М.: А мы играем песню про ежа. Я тебе сейчас все объясню. У нас же ансамбль называется как? Ансамбль мотологической музыки – «Тайм-Аут». Соответственно, мы играем мотологическую музыку. Понимаешь? А вот то, что сейчас мы демонстрируем, – это она и есть. Мы даже ее не просто рассказываем – показываем ее. Что ты говоришь, Петрович?

Андрей Родин: Рамок нет.

А. М.: Рамок у него нет, ни одной рамки нет. Вообще человек без рамок.

– Редкий случай коллектива, когда музыка без границ.

(Песня «Йохан Палыч».)

– Слушай, а скажи, а в 1995-м, по-моему, вы играли на Северном полюсе.

А. М.: Совершенно верно.

– А вы ее пели?

А. М.: Мы ее пели.

– А скажи, чего вас туда понесло?

А. М.: Ну, ты знаешь, вообще-то мы туда по делу поехали.

– Ну-ка, ну-ка?

А. М.: Мы участвовали в предвыборной кампании нашего знакомца, бизнесмена из Красноярска – Сергея Зырянова. И все это дело он там организовал. И, в принципе, никакого рок-н-ролла там не должно было быть. Там речь шла о футбольном турнире среди непрофессиональных команд. Там были журналисты, команда КВН «Магма», сборная космонавтов, полярных летчиков, а меня пригласили типа как журналиста, хотя я к этому никакого отношения никогда не имел и не имею до сих пор. Я говорю: «Ну, у всех нормальных турниров должна быть культурная программа». Они говорят: «Конечно». Я говорю: «Я могу обеспечить». Они говорят: «Давайте». А потом говорят: «Слабо на Северном полюсе непосредственно сыграть?» Говорю: «Нет». Ну и пришлось за базар ответить. Мы перли, кстати, на себе туда оборудование: колонки, гитары, стойки, микрофоны. Тащили мы туда, на нас смотрели как на придурков.

– А там же, по-моему, ветрено?

А. М.: Ветрено, да, ветерок.

– И там, по-моему, холодно.

А. М.: Холодно. Там было минус 27.

– Прекрасно.

Александр Минаев: Но это ерунда. И 11 м/с ветер – это еще минус 11. В общем, минус 38.

– Подожди, вы играли спиной к ветру?

А. М.: Нет, мы играли лицом. Мы стояли и играли. Короче, мы выдержали 12 минут. Когда мы все-таки это сделали, на обратном пути нас зауважали те, кто с нами летел, и уже помогали тащить оборудование.

– Слушай, а скажи, вы играли же живьем?

А. М.: Живьем, да.

– А пальцы не примерзали к грифу?

А. М.: Примерзали. Щеки промерзли. Языком, честно говорю, когда вот так дотрагиваешься изнутри, щека была холодной с внутренней стороны. Но прикольно.

– Я представляю, да. Отличный дали концерт. Я играл на морозе где-то градусов, наверное, 20. Рука замерзает в этой позе и, в принципе, вот куда ты ее не переставишь – все уже звучит как надо.

А. М.: А что? Нормально. Только надо песни подбирать.

– Лучше всего песни на одном аккорде. У тебя есть песни на одном аккорде?

А. М.: Ну, только что вот исполнили, практически.

– Не, там три, нормально.

А. М.: Я не знаю, может быть, и есть где-то далеко, глубоко.

– Ну, играйте на двух.

А. М.: Ладно, на двух сыграем. На двух можно!

(Песня «Гуттаперчевая».)

– Прекрасный коллектив. Какая там на фиг мотология? Чистый панк!

А. М.: Юху!

– Сашка, а вот этот ваш мотологический Новый год, это что?

А. М.: Мотологический Новый год – это прекрасная традиция, которая уже много лет нас преследует. Вообще, мотологический Новый год отмечается летом – 23 июля. Когда мы начали отмечать день в день, нас мотологическая общественность попросила – квачихи, попиндосы, ну, приличные люди… Что такое? Что вы ржете? Перенести на время, когда в Москве все, чтобы можно было отметить не в узком семейном кружочке, а в кругу приличных людей. Ну мы и перенесли на осень. Он плавает у нас каждый год: раз – 17 октября, на следующий год – оба, 22 ноября, лови, да.

– Вот я вам показал сейчас маленький кусочек передачи, который они вели. Кто-нибудь что-нибудь понял?

А. М.: А что, плохо, что ли?

– Прекрасно, отличная команда.

А. М.: Нам тоже нравится. Что мы сейчас сделаем? Мы в импровизационном плане исполним вторую песню, которую мы играли на Северном полюсе. Это «Песня про навоз». Без навоза мы никто.

– Без навоза жизнь – не жизнь (смеется).

(Песня «Песня про навоз».)

А. М.: Хорошо у тебя здесь.

– Люди приличные.

А. М.: Да, люди просто обалдеть! Хорошо, но это тогда уже такая last song.

– Last song, да.

А. М.: Это для тех, кто смотрит нас за границей. The last song!

– Это как раз девиз мотологов – прощаются, но не уходят.

А. М.: Да, это чем мотологи и квачи отличаются от англичан: те сваливают не прощаясь, а мы можем сказать: «До свидания!» – и все равно стоять и ждать.

(Песня «Раз, два, три».)

«Черный Обелиск». Трибьют

«Саня Юрасов – бывший директор «Черного Обелиска» и теперь наш музыкальный редактор – давно лелеял мечту собрать дружков Толика Крупнова в одном месте и забацать его нетленки. И наш «Квартирник» как раз и подошел под