class="p1">Саша припомнила, что полгода назад штаб Антонова больше походил на притон.

— Может, у нас и телеграф тут есть?

— Не…

— Жаль. От Князева были новости?

— Князев в Тамбове, перегруппировку войск готовит. Я утвердил его план, как бишь там… гибкой обороны. Будем с короткими боями отходить к Козлову и Тамбову. Большие города пока станем держать, и часть сил отойдет вглубь уездов, куда моторы беляков не проедут. А как растянутся — рвать эшелоны, выбивать гарнизоны, тылы гонять.

Саша медленно кивнула. Все это звучало достаточно разумно, но ее не покидало ощущение, будто чего-то они не учли.

В Народной армии звания командиров не вполне соответствовали реальному положению дел. Антонов с самого начала числился главнокомандующим, и менять это означало бы вызвать протесты у той части восставших, что начали мятеж еще против большевиков. Однако военный опыт Антонова сводился к управлению уездной милицией и нескольким партизанским вылазкам. Фактически основными операциями Народной армии командовал Князев, по должности — командующий армией, командарм. Антонов организовывал деятельность тыла и решал политические вопросы.

— Ты-то хорошо провела время? — съязвил главком. — Отдохнула, небось, пока мы тут жилы рвали?

Саша вздохнула. Она и не ожидала, что товарищи одобрят ее отлучку.

— У меня были причины уехать. Вот что, главком, пойдем-ка подышим свежим воздухом.

Отдельного кабинета у главкома Народной армии не было, весь штаб ютился в одной комнате. Саша с сожалением оторвалась от печи, надела все еще задубелое пальто и рукавицы, закуталась в платок. Не то чтоб она не доверяла кому-то из дюжины людей, теснящихся в штабе. Но всяко могло обернуться. Да и под протоколами ОГП раскалываются все — за одним, возможно, исключением.

Короткий январский день был в разгаре. Щеки щипало от мороза, снег искрился под ярким солнцем. В высоком небе — ни облачка. Жесткий наст хрустел под сапогами. Антонов и Саша прошли мимо заборов к площади у церкви. Здесь было достаточно открытого пространства, чтобы никто не услышал их разговор.

— Сектанты-то наши себе на уме, — Саша не знала, как толком объяснить. — Эти огэпэшные протоколы, видимо, действительно от хлыстовских штучек пошли. Саня, ты не думай, я не скрытничаю. Правда не понимаю, как рассказать… Что-то там такое со мной произошло, на радении. Внутри меня будто заколдованный круг теперь, и тому, что я оставлю в нем, никто ничего не сможет сделать. Так что если я попадусь, ОГП из меня ничего не вытащит. Больше того, я смогу сказать им только то, что сама захочу.

Мимо проехали запряженные быком сани, груженные мешками. Телегой управляла крошечная старуха, закутанная в огромный тулуп. Они, не сговариваясь, замолчали и проводили ее глазами.

— Ну, это очень ценно, наверное, — пожал плечами Антонов, когда телега въехала во двор. — Но стоит ли нам тратить целого комиссара армии, чтобы вбросить врагу ложные сведения? Лучше продолжай по поставкам работать, больше толку. Понесло ж тебя в эти духовные опыты… Самое время, ядрена копоть. Ну то есть хорошо, конечно, что ты нас не выдашь, если ОГП попадешься. Но тут так быстро все теперь меняться будет… Ты, часом, нарочно сдаваться не надумала?

— Да лучше смерть, чем живьем… к этим! Не понимаю, чего хлысты хотят от меня. Пыталась вызнать, думала, уж после радения-то прямо скажут наконец. Но нет, обычная сектантская трескотня: ты-де сама поймешь, придет, мол, твое время, скоро уже все будет явлено. Ничего определенного. Ну, почти ничего.

— Ну ты хоть не наводи тень на плетень! Сказали-то чего, по существу?

Саша вздохнула. Поддела обломок наста сапогом, подкинула.

— Я должна каким-то образом получить там власть… среди наших врагов, понимаешь? И не делай такое лицо, Саня. Да, я тоже переспросила несколько раз. И вот когда я ее получу, власть эту, тогда хлысты сами меня разыщут.

— И прикажут тебе, чего делать дальше?

— Нет. Говорят, тогда уже я прикажу им, что делать дальше.

Они немного помолчали. Саша достала последнюю «Тройку» из пачки, сжала гильзу распухшими губами, щелкнула бензиновой зажигалкой. Выдохнула облако пара пополам с дымом.

— Бред какой-то, — пробурчал наконец Антонов. — Ну кто тебе, красному комиссару, отдаст там хоть какую-то власть? Разве что по старой дружбе расстреляют без мучений… Да и то я б особо не рассчитывал. А с хлыстами вечно так! У них знаешь сколько всего припрятано? И ладно бы только золото по кубышкам. Есть и счета в разных банках, и свои люди повсюду. Помогали нам, конечно, но даже и не вполсилы. И слова в простоте не скажут! Никогда толком не понять, чего им надобно. Зря ты в это ввязалась, комиссар.

— Ну, я им вроде ничем не обязана… клятв они не требовали никаких. А тебя-то что гнетет, Саня? Хмурый ты какой-то.

Вопрос мог показаться неуместным — много что могло тревожить командира повстанческой армии, на которую идут эшелоны, груженные бронетехникой. Но Саша своего главкома хорошо изучила и знала, что добрая драка должна его только радовать.

— Да тут дрянь такую пишут о нас… сама посмотри, — Антонов достал из-за пазухи мятый газетный лист. — Там и про тебя тож…

— Из-за того-то ты в печали! Ну и когда правительство хорошо отзывалось о революционерах?

— Да если бы правительство… — Антонов скривил рот. — Эсеры, ядрена копоть, максималисты, чтоб им пусто было. Не те, которые в Директории штаны просиживают, а самое что ни на есть революционное подполье. Не знаю, правда, много ли они там наборолись, подпольщики хреновы. Зато газету издают, чтоб на нас помои лить. Да сама глянь, что я тебе буду заливать.

Саша неохотно сняла рукавицы — пальцы сразу кольнуло холодом — и взяла в руки рыхлую желтоватую бумагу. Газета называлась «Знамя борьбы». «В борьбе обретешь ты право свое», — гласил лозунг под названием. Передовица — памфлет о мерзостях Нового порядка. Саша пробежала текст глазами. Стиль напыщенный: «Преступления вопиют к небу… кровь наших братьев взывает к отмщению». По существу — ничего такого, чего они тут уже не знали.

— Переверни, — ухмыльнулся Антонов.

Статья на обороте называлась «Узурпаторы революции». «Некто Александр Антонов, уголовный преступник, неуч и пьяница… предал идеалы партии социалистов-революционеров… спелся с большевиками, которые в свое время не оправдали доверия народных масс и под лозунгом борьбы против угнетения сами сделались угнетателями… обреченное восстание под невнятными лозунгами… сожительствует с красоткой-комиссаром, бывшей любовницей министра ОГП». Фу, еще и сплетни!

— Добро пожаловать в революцию, — хмыкнула красотка-комиссар, запахивая пуховой платок и сплевывая в очередной раз кровь. — Едва начинаешь что-то для нее делать, тут же находится тот, для кого ты становишься ее предателем. Кто меня порывался