Снова улыбнулась чему-то – то ли взглядам, то ли мыслям. И только сейчас заметила свою улыбку. На четвёртый день она, наконец, улыбается. Теперь легче. Она не разучилась улыбаться, ещё умела. Значит, будет чему улыбнуться в будущем. В ближайшем будущем. Обязательно.

Ей хорошо.

Ей должно быть хорошо.

И будет.

Очень скоро.

Если она выдержит.

А она выдержит.

Обязательно.

Раз кто-то справился с такой ситуацией, она тоже справится.

Сегодня уже лучше.

Накануне Аля чуть не утонула в море. Она не хотела, конечно, даже не думала, но вдруг отключилась и почувствовала, как нос оказался под водой и втянул солёную влагу внутрь. Встрепенулась, прокашлялась, отогнала дурман и оглянулась – до людей ой как далеко! – а до берега и того дальше. Неуютно стало, хотя Алевтина всегда заплывала к самым парусникам, бесстрашно и уверенно – ещё в детстве с берега не было видно её головы за мелкими волнами. Но вчера Аля почти испугалась. Не по себе стало как минимум. Не за тем на море ехала.

Теперь она снова отключилась в воде, но уже не так страшно было – успела подстраховаться от шуток собственного организма: купила маленькую обтекаемую подушечку, и бархатистая упругая страховка сработала, поддержала. Копеечная подушечка оказалась надёжнее мужчины.

Почему же утром Алевтина не могла вспомнить, что с нею произошло? Совершенно серьёзно. Что-то или кто-то старательно защищает её психику. Может, так работает Ангел-Хранитель?

Алевтина верила в Ангела-Хранителя. В церковь не ходила, работу имела более чем практичную и далёкую от Бога, но в Хранителя верила. Это бабушка её приучила с самого раннего детства. Она тоже верила как-то по-своему: в Ангела и в Дьявола; по крайней мере, других имён Аля не помнила. Одного бабушка звала на помощь, другого боялась и слала проклятия, но никогда при этом не крестилась почему-то.

Уже взрослой, разобравшись в университете с основами христианства, Алевтина удивилась нелогичности бабушкиной веры, но спросить к тому времени стало некого: бабушка умерла. А тогда, в детстве, маленькая Аля твёрдо усвоила: Ангел-Хранитель существует, обитает где-то за правым плечом, и к нему в случае чего можно обращаться за помощью. Но в эти дни она напрочь забыла о том, что можно кого-то просить помочь, да ещё и в любое время. И не просила. Ни в этом мире, ни в том. От родителей отшутилась: не стоит им вникать во всё и переживать. Делилась только с сестрой, да и то не сразу.

После ночного дождя песок ещё совершенно не прогрелся – сидеть пришлось на подушечке. Облаков появилось неожиданно много. Висят так низко, что, кажется, пройдёшь чуть дальше, за пляж, и дотянешься до самого кудрявого, оторвёшь кусочек.

В детстве Алю всегда интересовал вопрос: облака – они сладкие, как сладкая вата, или безвкусные, как вода? Интуиция и логика подсказывали, что безвкусные, но хотелось верить, что сладкие. Вот так всегда: шестое чувство со здравомыслием намекают, а нам хочется верить. Облака совсем легли на крыши домиков турбазы и запутались в верхушках деревьев, особенно в ивушках – и те и другие ведь кудрявые.

Море такое чистое – ничего, кроме воды с барашками, и это после вчерашнего шторма! Пустынный пляж заполнялся медленно, но неизбежно. Не пугали отдыхающих ни холодная вода, ни мокрый песок, ни ветерок. Большое серое облако закрыло солнце, и море тут же потемнело – куда подевалась нефритовая полумутность?

Какой-то мальчишка истошно орал, выжимая из себя подобие плача, а всё дело только в том, что ему не дали залезть на подстилку с грязными ногами. Взрослые делали вид, что не замечают натужно выдавливаемого вытья. Противный, гадкий ребёнок. Чем дольше Алевтина жила, тем больше убеждалась, что на свете много гаденьких детей. Иначе откуда берутся взрослые сволочи?

Аля окунулась. Вода ещё прохладная, но купаться уже можно. Да ей такая и нужна сейчас – чтобы остужать внутреннюю магму.

На глубине Алевтине начал подмигивать лысоватый мужичок. Она сделала вид, что не заметила. Дожилась! Только этого ей не хватало. Заигрываний главы визгливого семейства, суматошно перемещающегося по пляжу, который смеет подмигивать только потому, что до жены далеко и в воде не видно его внушительного пуза.

Ни одного папы на пляже без набрюшника. Так, пара шклявых дистрофиков, на которых смотреть страшновато, остальные все – обрюхатившиеся пингвины, с неизменным атрибутом сытой семейственности: округлым внятным брюшком – пивным, «для солидности» или «чтобы не подумали, что жена плохо кормит». Так глубоко утвердились идиотские стереотипы лодырей, что уже просто неприличным считают, если у мужчины после тридцати нет брюшка. Глупо получается. Может не быть ума, карьеры, достатка, любви в семье, но набрюшник должен быть обязательно. Эдакий убогий символ того, что «жизнь удалась»; на самом же деле мужичонка просто кушает вволю и, наполняясь безразличием ко всему окружающему, деградирует, спускаясь со своих, как правило, невеликих высот.

Загадочная дама в бахроме долго дрейфовала около Али, решая, где же ей припесочиться. Успела завонять всё тяжёлыми духами. Больше всего Алевтину раздражал на море запах парфюмерии. Какие-то весьма недалёкие сущности ухитряются набрызгаться туалетной водой, идя на море. И потом сквозь морской бриз душит какая-нибудь приторно-сладкая муть. Фу! Алевтина отвернулась.

Колоритная семья второй день располагалась на пляже то справа, то слева от Алевтины. Мама с дочкой лет шестнадцати. При совершенно гармоничных отношениях − резкий контраст во внешности.

Субтильная смугловатая мама с мелкими чертами и жидкой прямой стрижечкой совершенно не умеет носить собственную грудь: придавила и унизила её неправильно подобранным купальником. Спину и попу мама носить тоже не умеет: сутулится, поджимается, будто стесняется своей женской природы.

Иное дело – её малолетняя дочь. Крупная, белокожая, с длинными кудрявыми волосами, с пышной высокой грудью, что едва умещается в объёмных чашечках, норовя вырваться на волю. Эта себя не стесняется, носит высоко и уверенно, хотя плавать не умеет и в море висит на маме. На маме ещё висит блёклая косыночка и никаких украшений; а на дочке – серьги, браслеты, цепочка, дорогие очки и весьма изысканное парео нежнейшего рисунка. Женщины явно представляют собой разные породы. Но старшая до сих пор не понимает, что нужно уметь нести даже незаметную грудь, потому что это уже врождённое достоинство, о котором мечтают как особи мужеского, так и псевдомужеского пола.

Алевтина улыбнулась промелькнувшим образам.

На соседней подстилке загорала подтянутая девушка в вычурном купальнике в цветочек. Она уже дважды заходила в воду, но недалеко, оглядываясь на своё местечко под солнцем. Алевтина дождалась, когда соседка по пляжу вернётся, и обратилась с просьбой:

− Извините, вы не присмотрите за моими вещами, пока я окунусь?

Девушка с готовностью закивала, доставая из-под кепочки длинную русую косу; отжала её и бросила за спину. Конечно, присмотрит, купайтесь, сколько хотите, – ответила по-украински. И Алевтина впервые за эти дни купалась вволю. Наплескавшись, возвратилась к подстилке.