— Бежал? Зачем?

— Предположительно, — Харвуд усмехнулся, — для того, чтобы передать свое изобретение русским… Он же как-никак — русский, хоть и живет у нас.

— Если эта ваша версия верна… О боже, вы же знаете, что это должно значить для нас с вами, Аллен, — растерянно произнес Прайс.

— Успокойтесь, мистер Прайс, — в голосе Харвуда послышалось сочувствие, — я принял все меры. Ручаюсь, скоро вы получите разъяснения от него самого.

В дверь постучали. В сопровождении Годдарта вошел Шольц. Как отметил про себя Гейм, все в этом человеке было среднее: рост, возраст, румянец на округлых щечках. Он был похож не на ученого, а скорее на торговца из отнюдь не первоклассного универсального магазина.

Прайс молча рассматривал немца.

— Как вы объясняете исчезновение инженера Можайцева? — спросил он наконец.

Шольц заговорил. Никакого объяснения случившемуся он не находил и терялся в догадках. Слухи о его дружбе с русским преувеличены. Так, хотя он и являлся ближайшим помощником главного конструктора Можайцева, все же в деталях он с его изобретением незнаком: Можайцев не хотел посвящать в тайну своего изобретения кого бы то ни было и при этом ссылался на особую инструкцию по сохранению секретности, подписанную Прайсом и Харвудом. Отвечая на вопрос насчет самочувствия Можайцева на протяжении последних месяцев, Шольц сообщил, что пристрастие к алкоголю тот сумел в себе преодолеть, запоями уже не страдал, но внутренне был весьма угнетен, иногда жаловался на неудачно сложившуюся личную жизнь, говорил, что своим отношением к жене заставил ее уйти, порвать с ним.

— Он знал что-нибудь о судьбе его бывшей жены? — быстро спросил Харвуд.

— Нет, ничего не знал. — Генрих Шольц поднял на разведчика свои детски чистые, голубые глаза наивного человека.

Из дальнейшего его сообщения стало известно, что особенно Можайцев переменился с прошлой осени, после того как из пансионата близ Вашингтона был похищен его ребенок, мальчик, которого он очень любил и когда-то не отдал жене.

Прайс отрывисто спросил:

— Он не имел денег, чтобы выкупить ребенка?

Шольц деликатно заметил:

— Ребенок Можайцева исчез бесследно… Выкупа никто не потребовал.

Прайс удивленно поднял брови.

— Я ничего об этом не знал, — пробормотал он и посмотрел на Годдарта. — Вы должны были сообщить мне.

Годдарт промолчал. Харвуд сделал вид, что он не слышал того, о чем только что рассказал немец.

Шольц выразил беспокойство по поводу того, что теперь, после непонятного исчезновения главного конструктора, Прайс может задержать его отъезд в отпуск, а он, Шольц, устал, хотел бы побывать у родных на Рейне, жениться на девушке, что снится ему по ночам, и затем, уже с молодой супругой, вернуться в Брайт-ривер. Харвуд прервал инженера.

— Я уверен, что Можайцев заблудился в горах, скоро мы его найдем, — сказал он спокойным тоном. — И вам нет никакой необходимости терять время из-за нелепого происшествия с вашим начальником.

Прайс проворчал:

— Постарайтесь не задерживаться там… Я приготовлю свадебный подарок для вашей жены, герр Шольц.

Поблагодарив, немец ушел. Как-то странно усмехнувшись, Харвуд сказал:

— Герр Шольц завтра выедет в Западную Германию, чтобы узами брака соединиться с той, которую ему присмотрели родственники.

Прайс сердито заметил:

— Этот парень забыл наше условие — не переписываться с родственниками. Надеюсь, в его письмах ничего не было о работе? — И он вопросительно посмотрел на разведчика.

Харвуд ответил:

— Единственным человеком, которому Шольц как-то послал письмо, является некий Бодо Крюгер. В письме Шольц называл его дядей.

— Что вы узнали об этом человеке? — спросил Прайс с тревогой.

— Крюгер такой же дядя Шольцу, как мне дедушка. — Харвуд принялся не спеша выколачивать из трубки пепел.

Прайс задумался. Потом обернулся к Гейму:

— Готовьтесь к перелету через океан… Что-нибудь через недельку. Вы доставите мне оттуда инженера Можайцева, его поймает Годдарт. — Прайс вопросительно взглянул на Харвуда, тот кивнул.

— Слушаюсь, сэр. — Гейм пытался понять, зачем он должен лететь в Европу, если Можайцев находится в Канаде, как только что сказал Харвуд. Гейм старался уяснить себе, почему при Шольце Харвуд говорил об исчезновении Можайцева совсем иное, чем перед его появлением в кабинете. И почему Харвуд и Годдарт так странно держали себя, когда зашла речь о похищении ребенка у русского инженера? И куда же в самом деле исчез инженер Можайцев?

Прайс поднялся с места.

— Годдарт, этого русского вы доставите мне живым или мертвым, — резко и зло произнес он. — Если Можайцев удерет в Россию, вы заплатите за это своей головой. — И он направился к выходу.

Аллен Харвуд предпочитал иметь свидания с Прайсом на уединенной вилле «короля урана», расположенной на берегу реки Гудзон. Тут, в Прайсхилле, можно было не особенно опасаться нежелательных встреч с пронырливыми репортерами.

После инцидента на заводе в Брайт-ривер прошло три недели. Все это время Гейм со дня на день ждал приказа принять на борт самолета Годдарта и вылететь в Европу, но приказа не поступало. Это могло означать, по-видимому, лишь одно — Харвуду не удалось пока напасть на след инженера Можайцева. Гейм и Финчли много думали об этом русском. Летчики давно поняли, что Прайс — человек страшный, что дела, которыми занимаются в его лабораториях, направлены на создание орудий массового уничтожения. С помощью все более совершенных средств ведения войны Прайс надеялся диктовать свого волю всему миру. В его замыслы Гейм и Финчли давно проникли. Симпатии летчиков были на стороне инженера Можайцева, таинственно исчезнувшего с завода. Не важно — как, при каких обстоятельствах, с чьей помощью сбежал он из Брайт-ривер, главное — он не захотел отдать Прайсу свое изобретение. Вот почему каждый прошедший день вселял в них надежду на то, что Центральное разведывательное управление не сумело напасть на след Можайцева. И вот — увы! — Харвуд прилетел в Прайсхилл.

Гейм, встречавший разведчика на аэродроме, пытливо всматривался в его лицо. Харвуд, видимо, заметил это, но объяснил по-своему.

— Готовьте самолет, капитан, — сказал он с довольным видом. — Завтра утром вы с Годдартом отправитесь в Европу.

— Куда именно, сэр?

— В Норвегию. К утру Годдарт будет здесь.

Харвуд уединился с Прайсом, а летчики отправились в ангар, невеселые, встревоженные. Кроме них, в ангаре никого не было. Разговор начал Боб Финчли — ему не терпелось проникнуть в тайну изобретения инженера Можайцева, которому придавали столь большое значение и старик Прайс и разведка.

— Понять не могу — в чем тут дело? — ворчал он. — Неужели Можайцев работал над проектом космического корабля? Может, Прайс оттого и бесится?