Я в ответ же лишь хмыкнула, но промолчала. Ведь, кто его знает, что ляпнет мой рот после тотальной цензуры, неожиданно случившейся со мной в этом теле. Как-то раз попыталась ругнуться по-нашему, забористо, многосложно, но в ответ произнесла, знаете что? Никогда не догадаетесь… Глупое, безэмоциональное, ничуть неинформативное — «ой»! Ой!

Слов нет, как я обрадовалась в тот миг. Ха, да я в жизни никогда столько раз подряд не ойкала! А тут, и ругнуться хочется, и не могу…

Вот же подстава.

А между тем, уверенно вырулив на полном ходу из комнаты в одном нижнем сарафане, хоть и довольно плотном, и длинной по щиколотки, услышала похабный такой свист на весь коридор от дежурящих у летных площадок на нашем этаже дракончиков, охранники — тоже мне. Я же чуть ладошкой по лбу себя не стукнула. Вот чем я всегда думаю? А? Тут же нравы, будь они не ладны, средневековые, этикет… Правда, какой-то странный. Тфу! Сейчас опять ойкать начну, если не переменю тему.

В итоге, пришлось спешно развернуться и вернулась обратно в комнату. А там, вторая драконица уже поднялась с кровати и смотрит на меня с улыбкой на миленьком личике, обрамленном густой темно-бордовой шевелюрой длиной по плечи.

— Да… — выдала она. — Я тоже все никак не привыкну, обычно дома по своим двенадцати залам могу перемещаться свободно, как хочу и в чем хочу, да хоть голой, а тут, изволь вначале платье одеть, брр… гадость. Несвежее платье, да еще и второй раз после вчерашней носки…

Рассказала бы я ей, про несвежесть и одного потного мужлана, который меня периодически ловил в Чайнатауне и заставлял подрабатывать информатором. И…

— Ой, — да, я все-таки ругнулась вслух.

— Слушай, а что это у тебя за привычка такая? — моментально заинтересовалась Сиера, и даже в кровати приподнялась. — Всю неделю ходишь и ойкаешь, у тебя болит что-то? Тебе что-то нужно? Ты только скажи…

Не удержалась и глянула в ее такие искренне наивные голубые глазоньки и чуть не ляпнула про ключи от квартиры на Манхеттене, и пароль от сейфа, где деньги лежат. Но думаю, эти шутку не оценят.

— Заколдовали меня, — решила все-таки поделиться, пока того и гляди в лазарет не отправили обследоваться на предмет недугов. Но нет, парочка моих сожительниц теперь смотрела на меня еще пристальнее с плохо скрываемым скепсисом.

— Заколдовали? Дочку семьи Дрейкон? — изумилась Эн'Раула. — Ни для кого не секрет, что все драконы обладают исключительным иммунитетом к магии. И любой смельчак, который только осмелится поколдовать на наш народ будет стерт с лица земли если не своими же чарами то Советом наших семей тот же миг!

А я стояла и молча внимала новой информации. Да, такой ликбез точно не повредит. Однако эти ждали ответа, внимательно так, не отрываясь от моего лица своими изумленными глазками, потому пришлось оправдываться:

— Этот недуг со мной с самого рождения, о пылающие. Что же тогда произошло, увы, мне неведомо.

Да, вежливость — теперь мое второе я. Маман, настоящая, с Земли, была бы в восторге. Папахен, тем более. А помнится он даже порывался пару раз помыть мне рот с мылом, буквально приняв пословицу, как рецепт от недуга.

— Ой, — снова выразилась я, вспомнив об отце и неласковых с ним отношениях.

— Слушай, ну точно это не нормально. Может быть, ты у матушки своей спросишь, а если не хочешь загляни к Ан'Куэну, нашему костоправу… Хотя лучше к нему, чем к главной Дрейкон, — буквально пропела Сиера, поднимаясь с кровати, а после и вовсе залилась краской стыда, добавив еле слышно: — Ты только, если пойдешь к нему, возьми меня с собой, ладно?

— Увы, — ответил мой рот, вместо категорического отказа, — я не планирую посещать сегодня ни матушку, ни этого прекрасного дракона.

И вот сейчас я еле сдержалась от того, чтобы снова не ойкнуть. Смолчала. Молодец. Определенно надо выдать себе медаль.

— Ну ладно, — слегка грустно бросила Сиера, отворачиваясь к Рауле. — А насчет несвежего платья, есть одно действенное заклинание очищения одежды, хочешь научу?

— О, давай! — воскликнула вторая драконица, и эта парочка принялась самозабвенно выбирать развешанные на трех стульях несвежие платья для Эн'Рауле Хоркин.

Я же подошла к своему шкафу и стала разглядывать мрачные наряды, столь любезно предоставленные моей новой матерью. Взгляд в первую очередь зацепился за черное бархатное платье, лоснящееся под лучами солнышка, заглядывающего к нам в комнату сквозь высокие сводчатые окна.

Эх, воспоминания нахлынули волной. Когда в детстве я выбиралась из Бруклина, в котором, собственно, и родилась, всегда первым делом посещала улицу газетчиков

— Таймс-сквер, а следующим пунктом был он и только он — Центральный парк и высотки его окружающие.

Могла подолгу любоваться с крыш мансардными этажами и самой растительностью, раскинувшейся внизу безвкусным прямоугольником. Но вот теперь, в первые разы полетов над тренировочными долинами академии, я испытывала ни с чем несравнимый восторг, и пару раз даже кидала восхищенный клич на всю округу.

Сопровождающий меня преподаватель тактично молчал, однако по его встревоженно-настороженному виду поняла, что эти снобы так себя не ведут.

И теперь, после недели тренировочных полетов, начался новый этап. Хвостовая практика. Не совсем, конечно, это я ее так называю. В расписании же стоит: «Овладевание ипостасью». А вообще, у нашего и еще трех следующих курсов, слово «ипостась» встречается просто с завидной регулярностью. «Охрана ипостаси», «Тренировка терпения в ипостаси», «Развитие ипостаси», и тому подобное, прочее, далее. Короче.

Пока я опять думала, успела кое-как натянуть через верх черное платье и с удивлением обнаружить на себе скептические взгляды своих соседок по комнате.

— Слушай, ты никак планируешь завоевать Ан'Шуата, раз уже целую неделю подряд носишь черные наряды, — выдала Раула, покончив колдовать над вновь свеженьким, чистеньким и даже, как будто отутюженным отпаривателем, платюшке темно-зеленого цвета.

— Почему это? — естественно, спросила я после цензуры.

— Он обожает черный цвет.

«И что? Мне теперь нельзя носить ничего черного? Я как-никак просто без ума от черного цвета, а еще от своих дред до пояса и татуировок в пол спины. Но я же об этом никому не говорю и свои вкусы не навязываю, и уж тем более никому ничего не запрещаю».

Вот только всю мою мысль сжало до одного наипростейшего слова:

— Почему?

— Да потому, что он антрацитовый дракон. Неужели ты не знаешь? Цвет наших волос в человеческой форме напрямую связан с окрасом ипостаси.

— Нет, я спрашивала о том, почему он обожает черный цвет. А не почему он черный дракон.

Бинго. Кажется, я научилась обходить мозговой фаервол и говорить то, о чем думаю. Главное, излагать правильно свою мысль, да не борщить с просторечными и ругательными словечками.