Относительно небольшие, но крепкие джипси были выведены тем подвижным народом, который и дал им название. Достаточно сильные, чтобы таскать за собой тяжело нагруженные повозки, и в то же время обладающие покладистым характером, они становились для цыган почти членами семьи.

— Ты прямо нянчишься с ними.

Джина даже не повернулась, услышав за собой голос матери. Это было продолжением их затянувшегося спора о том, что она слишком много времени проводит с лошадьми и совсем не заботится о том, чтобы найти себе мужа.

— Не вижу в этом ничего плохого.

— Тебе нужны свои собственные дети.

Джина в изнеможении закатила глаза — слава богу, ее мать не могла этого видеть. Тереза Торино

не принимала в расчет то, что ее дети давно уже выросли, поэтому любое проявление неуважения, будь оно замечено, могло бы кончиться хорошим подзатыльником.

— Я знаю, ты опять закатываешь глаза...

Улыбнувшись, Джина посмотрела через плечо на мать. Это была невысокая, крепкая, уверенная в себе женщина. Ее черные волосы уже начали седеть, но она не думала их подкрашивать — напротив, не уставала повторять, что эту седину она заслужила. У нее был упрямый подбородок и быстрые острые глаза, от которых мало что могло укрыться.

— Разве я стала бы так себя вести, мам?

— Конечно, стала, если бы подумала, что это может сойти тебе с рук.

Джина решила переменить опасную тему:

— Я слышала, ты говорила утром по телефону с Ником. Все в порядке?

— О да, его жена опять беременна, — сообщила Тереза, облокачиваясь на изгородь рядом с ней.

Вот оно что. Это и объясняет сегодняшнюю тему «выходи-ка Джина замуж».

— Хорошая новость.

— Да. Теперь у Ника будет трое, двое у Тони и четверо у Питера.

Ее братья делают все возможное, чтобы наполнить мир отпрысками семьи Торино, подумала Джина с улыбкой. Конечно, ей нравилось быть тетей. Но хотелось, чтобы семьи братьев жили к ним поближе. Из всех сыновей Торино только Тони обитал на ранчо и работал вместе с отцом. Ник был футбольным тренером в старших классах в Колорадо, а Питер занимался установкой компьютерных программ для службы безопасности в Южной Калифорнии.

— Ты счастливая бабушка. — рассмеялась Джина.

— Счастья могло бы быть и побольше.

— Мам, у тебя и так уже восемь с половиной внуков. Непременно нужно, чтобы и я еще постаралась?

Тереза всегда мечтала о том дне, когда Джина выйдет замуж. Ей хотелось увидеть, как ее дочь торжественно пройдет рука об руку со своим отцом к алтарю. С тем фактом, что Джина до сих пор одна, Тереза не могла примириться.

— Не хорошо тебе оставаться одной, Джина, — сказала Тереза, с силой хлопнув по изгороди широкой ладонью.

— У меня есть ты и папа, мои братья, их жены и дети. Как можно быть одной в такой семье?

Но Терезу уже нельзя было остановить. Итальянский акцент добавлял энергии ее словам.

— Женщина должна иметь мужчину в своей жизни. Мужчину, которого она бы любила и который любил бы ее...

Джина выпрямилась. Не то чтобы она решила никогда не выходить замуж и не иметь детей. Просто так складывались обстоятельства. В то же время она не собиралась провести всю свою оставшуюся жизнь в горьких сожалениях по этому поводу.

— Если я не замужем, — перебила она свою мать, — это еще не значит, что у меня нет мужчин.

Тереза презрительно хмыкнула, так резко выдохнув воздух, что одна из лошадей с интересом повернула к ним голову.

— Даже не хочу слышать об этом.

И слава богу, потому что Джине совсем не хотелось говорить об интимной части своей жизни, а вернее, о полном ее отсутствии. Тереза происходила из большой сицилианской семьи и приехала в Америку сорок лет назад, выйдя замуж за Сэла Торино. И, несмотря на то, что Сэл родился и вырос в Штатах, он склонялся на сторону жены, когда дело касалось ценностей старой добропорядочной Европы. Например, считал, что девушки, которые не смогли найти себе мужей к своему тридцатилетию, должны считаться старыми девами.

И, как это ни печально, но тридцатый день рождения Джины прошел уже два месяца назад.

Джина надеялась, что собственный маленький домик, построенный на ранчо, даст ей больше свободы и заставит родителей воспринимать ее как самостоятельную личность. Ей следовало бы знать лучше: ребенок Торино — всегда остается ребенком.

Возможно, ей стоило совсем уехать с ранчо, но ее удерживала любовь к цыганским лошадям, которых она растила и воспитывала, вкладывая в них всю свою душу. Поэтому ей не оставалось ничего другого, как научится справляться с ролью главного жизненного разочарования Терезы Торино.

— Мама... — протянула она.

— Знаю, знаю, — сказала Тереза, пытаясь положить конец семейному спору, — ты современная женщина. — Вздохнув, она махнула рукой. — Не надо было разрешать тебе смотреть эти ток-шоу, когда ты росла. Они вложили в твою голову определенный...

— Смысл? — улыбнулась Джина. Она любила свою мать, но ее ужасно раздражали эти бесконечные разговоры о замужестве.

— Если бы! Есть смысл, чтобы жить одной, без любви? Нет, — отрезала Тереза, не дожидаясь ответа, — нет в этом никакого смысла.

Наверное, Джине было бы легче спорить, если бы какая-то ее часть не была согласна с матерью. Внутренний голос тихо нашептывал, что каждый уходящий день не делает ее моложе и что ей наконец пора расстаться со своими фантазиями, которые должны бы умереть еще несколько лет назад.

Но она не могла с этим справиться.

— У меня все в порядке, мам.

Тереза внимательно посмотрела на свою дочь и ласково потрепала ее по плечу.

— Конечно, детка, конечно.

Если это и было всего лишь утешением, Джина его приняла — хотя бы затем, чтобы закончить этот разговор.

— Где папа? — спросила она. — Он собирался прийти посмотреть на жеребенка.

Тереза махнула рукой в сторону дома.

— У него важная встреча.

— Да? С кем?

— Ты думаешь, он мне сказал? — недовольно хмыкнула женщина.

Джина улыбнулась: мама обожала быть в курсе всего, что происходит в ее доме.

— Ну что ж, если он занят, тогда я покажу жеребенка тебе.

— Лошади, — проворчала Тереза. — Ты и твои лошади.

Джина рассмеялась и потянула ее за руку. Они пошли вдоль изгороди к воротам, но, услышав шум мотора, Джина обернулась посмотреть, кто там свернул на их грунтовку. Пыль волной поднималась позади серебристого джипа, и что-то кольнуло у нее внутри.

Ей даже не надо было смотреть на номер. Приехал Адам Кинг. Она чувствовала это так же, как и камни у себя под ногами. Что же это? Какой-то вид внутреннего радара, который пробуждался в ней каждый раз, когда Адам оказывался рядом?