В молочной кухне нас ждет сюрприз — свободные цены. То, что стоило девяносто копеек, стало стоить два рубля пятьдесят копеек. Как это? Все выходят обескураженные и клянут на чем свет стоит Гайдара и Ельцина. Один из очкариков, читающий «Огонек», уверенно говорит:

— Что вы все стонете? Вам же сказал Борис Николаевич: трудно будет только полгода, а потом у нас будут ваучеры, экономика начнет работать, мы будем ездить на хороших машинах! Надо верить в нашу новую Россию! В нашего всенародно избранного президента!

К эмоциональному оратору вплотную подошел простоватого вида мужик с грязными ногтями.

— Ты, это… не свисти, дерьмократ хренов… Ваучеры твои хваленые — это просто бумажка нам, дуракам, подтереться… Все разработано Гайдаром и Чубайсом и их пионерским отрядом, чтобы нахапать побольше. А ты, дурак, так и будешь верить и Белый дом защищать… Такую страну развалили, гады… А ты небось защитник Белого дома?

Очкарик сжался и замер. Грязный мужик ухмыльнулся, смачно сплюнул на пол, вытер нос рукавом куртки, крякнул и отошел от щупленького демократика. Очередь заволновалась. Политические платформы в умах граждан еще не совсем оформились, могло дойти до мордобоя, надо было быстрее делать ноги из этой политизированной компании.

Я схватила свою законную порцию молочных изделий и с благоговением уложила ее в сумку. Это питание для нас — почти то же самое, что сто пятьдесят блокадных граммов. Может, сегодня подорожало, а потом подешевеет? Ведь не сказали же — «повышение цен», сказали — «свободные цены». Для меня все равно получается дешевле, чем молоко и кефир в магазине, да и очередь меньше.

Потом мне надо быстро-быстро доехать до офиса, где я работаю уборщицей. Офис расположен в переулках старого Арбата. Я вспоминаю, как, глупая и беззаботная, порхала здесь пару лет назад, не предполагая, что буду мыть унитазы, оттирать блевотину и радоваться каждой пустой бутылке, которую можно сдать.

Народу вокруг очень мало. Темно. Страшновато завывает ветер. Офис расположен в полуподвальном помещении, в темном углу. Я чуть-чуть боюсь, самую капельку, что меня могут выследить и тюкнуть, забрать ключи и ограбить богатый офис. Я настороже. Если что, вцеплюсь зубами и не отпущу, пусть попробует от меня оторваться!

Спускаюсь вниз по ступенькам, захлопываю тяжелую дверь. Теперь я в безопасности. Можно приступать к работе.

Я работаю здесь уже три месяца. Убрать надо пять комнат, коридор, кухню, туалет, небольшую столовую. Вначале мне это казалось очень скучным занятием. Потом я стала придумывать себе для развлечения разные штучки. Первое — стала убирать на скорость, ставя каждый день рекорды. Потом разработала специальные упражнения для убирающихся женщин. Их можно делать под музыку. Растянуть как следует мышцы, вытягиваясь за пылесосом. Прогибаясь как можно спортивнее, мыть шваброй пол. Потом я занялась научной организацией труда — минимизировала затраты энергии при уборке. Но самое забавное придумала только на прошлой неделе: решила поиграть роль Маты Хари, как будто меня специально забросили в этот офис шпионить. К моему удивлению, это оказалось очень увлекательным занятием.

По количеству и качеству пустых бутылок я прикидывала, сколько какого народу было в офисе. По количеству окрашенных губной помадой окурков — сколько среди приглашенных было дам. По выброшенным в урну черновикам документов могла составлять настоящие сводки о похитителях гуманитарной помощи, о ее перепродаже в коммерческие киоски и обо всем загадочном и противоправном, что здесь происходит. Многие недооценивают уборщиц, смотрят на них как на пустое место. Но уборщица видит все, только помалкивает. Я — не пустое место, я — человек, только в трудном положении.

Офис принадлежит двум братья: Сергею и Алексею. Сергей — настоящий плейбой, в него влюблено больше половины работающих дам. Если приближаешься к нему ближе чем на два метра, тебе обеспечен густой, кипящий поток злобных взглядов женской половины. Интересно, что они в нем находят, в таком маленьком и щупленьком?

Наверное, он — мини-Наполеон офисного розлива. Все мужчины маленького роста — мини-Наполеончики, только начинка у них разная. Пока высокий мужчина с высоты своего жирафьего роста хлопает ушами, витая наивной головкой в облаках, маленький юрко все понизу прошустрит и оставит дядю Степу с носом.

Второй, высокий брат спросом у женской половины не пользуется. Похоже, он зануда и не умеет улыбаться, несмотря на пушистые гусарские усы. Мне всегда казалось, что мужчины с гусарскими усами обречены быть дамскими угодниками, а мужчины с бородами — непризнанными гениями. Второй брат невероятно сух. Приходит в офис самым первым и немедленно начинает работать, попутно накачивая желудок крепчайшим кофе. Меня он приветствует как помещик дворовую девку на скотном дворе, царственно кивает и выдыхает что-то типа «3-д-…». Окончания слова я не удостаиваюсь.

Месть моя страшна. Я тут же придумываю, что он безумно в меня влюблен, с трудом сдерживает испепеляющую страсть, а нашему беспредельному счастью препятствуют только сословные барьеры. Я быстренько стряпаю историю о том, что он проигрался в карты, продул папенькино состояние, ему сосватали богатую, но безобразную невесту, поэтому Алексей — соколик мой ясный — так печален и не может смотреть в мою сторону, а так — влюблен без памяти, грезит по ночам, надевая спальный колпак, а во сне мечется и повторяет: «Грушенька! Грушенька!» Хоть я в настоящее время и не Грушенька, но, может быть, когда-то ею была. Я — Лиза Ортис-Рубио, девятнадцати лет от роду.

Потом я расскажу, почему у меня такая необычная фамилия.

Наверное, трудно не влюбиться в худую и бледную девятнадцатилетнюю женщину с огромным бюстом, обтянутым майкой, к концу рабочего дня почти насквозь пропитывающейся грудным молоком, в женщину, которая носит загадочную испанскую фамилию и бодро гремит в туалете ведрами. Шутка. Кто там в меня влюбится, в такую-то замарашку с воспаленными, красными от воды и чистящих средств руками…

Э нет, Я — прекрасная Золушка, а вокруг меня принцы, гномы и злые волшебницы. Иногда появляется добрая фея из бухгалтерии. Ее зовут Мария Николаевна, она искренне жалеет меня и даже иногда подкармливает колбасой. Сначала я гордо отказывалась, ссылалась на кормление грудью, но потом голодные глаза меня выдали. С тех пор я хищно озираюсь, отыскивая мою добрую колбасную фею. Пусть не будет кареты из тыквы, пусть не будет хрустальных туфелек, зато будет колбаса. Ура! Мария Николаевна выделила мне пару раз очень дешевые мясные кости, на которых мы всей семьей держались полмесяца. О эти кости со срезанным мясом! Праздник!

Я несла добычу домой и чувствовала себя удачливым охотником, убившим мамонта!

Я справляюсь с жизнью, несмотря ни на что!

За несколько месяцев работы я подружилась почти со всеми шоферами фирмы. Я заканчивала работу в обеденный перерыв, и они попеременно торжественно и галантно подбрасывали меня на шикарных новеньких «патролах» до приемного пункта стеклотары, помогали выгрузить мое дребезжащее богатство, собранное наспех в огромные целлофановые пакеты. Выглядело это довольно комично.