— Достаточно, Куколь. Насколько позволяет тебе твой примитивный интеллект, ты обрисовал ход моих мыслей. Да, я буду холоден! Пусть теперь Альфред сам помучается, пусть сам осознает, что такое неразделенные чувства. Пусть он наконец поймет, что творится в душе, когда твой возлюбленный весь день напролет поет псалмы, как семинарист перед выпускными, и ест чеснок горстями, будто карамельки! Все, начиная с этого момента, Альфред для меня не существует. Любовь как отрезало. Теперь осталось только определится, за кем мне ухаживать, чтобы уязвить его самолюбие. Таааак. Скажи, Куколь, кто самый любимый человек — пока что, повторяю, пока что! — в жизни Альфреда?

— Думаю, сударь, что это Профессор Абронзиус, — проговорил Куколь и вовремя пригнулся, потому что в его сторону полетела подушка, разбрасывая по дороге сонную моль.

— Куколь, ты, конечно, старательный, хорошо вышколенный слуга, но порою у тебя такие идеи бывают, хоть чертей вон неси. Неужели ты действительно подумал, что я — я! — буду любезничать с профессором Абронзиусом!

— Но ваше сиятельство изволили спросить…

— Чушь, лучше заново родиться, чем такое! Особенно после того, что он учудил вчера. Помнишь, как отец по своему обыкновению подошел к окну и, чуть прикрыв глаза, промолвил, что луна вновь скрылась, потому что не в силах видеть его лицо? На что Профессор прочитал лекцию обо всем от приливов до культа Артемиды, после чего заявил, что лунные циклы и физиогномика никак не взаимосвязаны. А отцу посоветовал прочесть пособие по логике для учеников начальных классов церковно-приходских школ! Когда отец, с каменным лицом, спросил, почему он рекомендует именно этот учебник, проклятый педант ответил, что надо же с чего-то начинать!

— Да, его сиятельство всю ночь ходил, как в святую воду опущенный. Я было хотел повеселить его и спросил, как ему нравится музыка детей ночи, но ваш батюшка сказал, что во-первых, у ночи не может быть детей, потому что она не способна размножаться. А во-вторых, волки не могут создавать музыку, потому что их развитие не достигло соответствующей стадии.

— Просто кошмар полуденный! А ты заладил — иди, Герберт, ухаживай за Профессором! В то время как он просто разваливает нашу семью. Да-да. Он и эта мерзавка Сара.

Потупившись, Куколь промычал нечто неопределенное. Фроляйн Сара была к нему добра, подушками не швырялась, опробовать новую дыбу не приглашала, наоборот, даже испекла ему маковый кекс (который, впрочем, уменьшил количество его зубов на 3 процента). Правда, она обожала купаться и воды потребляла, как небольшая рисовая плантация, но сравнению с привычками остальных обитателей замка, это была сущая мелочь.

Поскольку никто не идеален, у фроляйн Сары тоже был недостаток — ее родственники. Старый трактирщик Шагал, решивший перебраться поближе к дочери, и его новая пассия, служанка Магда, очень бурно отмечали медовый месяц, в каждом углу и с завидной регулярностью. Кроме того, время от времени в замок наведывалась Ребекка, вдова старика Шагала, и настойчиво просила покойного мужа вернуться в семью. Скандалы часто сотрясали старинные своды. А вчера Шагал вскользь упомянул про родственников из Таганрога, которые тоже были заинтересованы как в бессмертии, так и в улучшении жилплощади…

Но против самой Сары горбун ничего не имел. Поэтому предпочел промолчать, пока виконт продолжал изливать скорбь.

— Нет, ты заметил как нахалка обращается с моим Альфредом? Вспоминает о его существовании, лишь когда ей требуется горячая вода для ванны. Бедняга всю ночь носится по лестницам, запинаясь и обливаясь кипятком! Уже сил нет смотреть на его муки! Я попросил отца установить в замке водопровод с горячей водой, чтоб Альфреду на кухню раз за разом не бегать, но отец ведь и слушать не желает про всякие там «гугенотские штучки!» Эх, выгнать бы дерзкую девчонку взашей из замка…

— Боюсь, батюшка ваш эту идею не одобрит.

— Не одобрит — это еще эф. эвфе…эвфе-что-то-там. Он на мне мертвого места не оставит, если я об этом даже заикнусь. Еще бы, Сара ведь кокетничает с ним напропалую. Ну почему нет справедливости ни в жизни, ни после нее? И отец от Сары без ума, и Альфред смотрит так, будто дороже нее нет никого на свете…

Когда Герберт фон Кролок вскочил с постели, и особенно когда он демонически расхохотался и назвал себя гением, слуге захотелось забиться в угол и подумать об отвлеченных материях. У него было даже не предчувствие, а железная уверенность, что добром все это не кончится. Ведь юный виконт презирал благоразумие хотя бы потому, что это слово начиналось с «благо.»

* * *

Альфред уронил ложку. Ее тихое бряцанье прозвучало трубным гласом в образовавшейся тишине. Присутствующие замерли на местах, словно к обеденному столу подсела Медуза Горгона. Для такой реакции у них были хорошие основания. Герберт не только не опоздал к обеду, по даже пришел первым, а когда Сара Шагал, озираясь по сторонам, подошла к своему месту за столом, виконт ринулся отодвигать ей стул! Если этот порыв можно было списать на временное умопомрачение, то дальнейшие события просто не поддавались логическому анализу. Герберт осведомился, хорошо ли фроляйн Сара почивала. Герберт пододвинул к ней блюдо с кровяной колбасой, сказав, что ей нужно набираться сил перед грядущим балом. Герберт восхитился ее прической и сообщил, что давно не видел ничего столь изящного (отметив про себя, что прическа девицы Шагал напоминала дикобраза влажным утром). Теперь гостья, красная как собственная шаль, изучала свои колени, Альфред ползал под столом в поисках ложки, время от времени натыкаясь на чьи-нибудь ноги, Профессор пытался найти рациональный элемент в поведении виконта, а фон Кролок-старший просто откинулся в кресле и потрясенно молчал.

— Право же, виконт, — нашлась наконец Сара и одарила вампира робким взглядом, — мне так приятно… вы такой милый… не знаю даже, как я могу отплатить за вашу доброту…

Искоса взглянув на Альфреда, который едва удержал новообретенный столовый прибор, Герберт с удовлетворением отметил, что тот начинал уязвляться. Это можно было заметить по тому, как подергивался его рот. Все идет по плану.

— Ах, фроляйн, какие пустяки! Я рад, что сумел вас порадовать. Кроме того, отцу будет приятно, если мы станем друзьями.

— Не то слово, — произнес Его Сиятельство с непроницаемым выражением лица.

Сара смущенно хихикнула.

— И все же я попытаюсь вас отблагодарить. Куколь!

Слуга, прежде стоявший за креслом графа, скрылся в направлении кухни и вернулся так быстро, насколько ему позволяла хромота. В руках он держал золотой поднос с темными разводами, на котором возлежало нечто. Поскольку поднос опустился на стол перед виконтом, у него появилась великолепная возможность разглядеть подношение во всех деталях. При ближайшем рассмотрении, оно напоминало пудинг, обнаруженный во время раскопок Помпеи, потому что лишь очень мощный природный катаклизм мог создать подгорелую корку такой толщины. Герберт готов был поклясться, что увидел изюм пепельного цвета. Деликатес было обильно полит патокой и целомудренно присыпан сахарной пудрой. Вдоволь налюбовавшись лакомством, виконт отвел глаза — если его долго игнорировать, оно рано или поздно само уползет из тарелки.