— Я испекла вам Пирог, — сказала фроляйн Шагал с интонацией шеф-повара из отеля Савой. — Угощайтесь!

Виконт сглотнул, чувствуя, что его желудок уже начал строчить ультиматум. Зато он понял, почему этим вечером его разбудил удушливый запах гари. Тогда он было решил, что крестьяне пришли жечь кресты во дворе — любимый способ скоротать выходной в здешних краях — но теперь картина прояснилась. Воистину, есть вещи, о которых лучше не знать.

— С чем он? — спросил Герберт, тыкая с пирог вилкой и с тревогой замечая, что вилка погнулась.

— Это сюрприз! Вот вы отведаете и сами мне скажите!

— Видите ли, фроляйн, я… как бы это сказать…

— Упырь, — подсуфлировал Профессор.

— … и мои вкусовые окончания… ну как бы атро… в общем, я не чувствую вкус еды! Совсем-совсем.

— Не беспокойтесь, виконт, — нежно улыбнулась кулинарка, — на этот раз вы почувствуете! У этого пирога ярковыраженный вкус.

— Не хочу вас обидеть, фроляйн Сара, но на меня этот пирог будет потрачен впустую!

— Что ж, не хотите и не надо, — надула алые губки новоявленная Лукреция Боржиа. — Я его Альфреду отдам…

— Давайте сюда ваш пирог! — взвизгнул виконт. — Я передумал.

Герберт еще раз посмотрел на своего юного гостя, пытаясь решить, заслуживает ли он такой жертвы. Но юноша, взъерошенный и с пунцовым румянцем на щеках, казался очаровательным как никогда. Подавив вздох, вампир сосредоточенно, словно хирург проводящий операцию, отрезал кусочек диаметром в несколько миллиметров и, зажмурившись, проглотил. Теперь все сводилось к борьбе воли и желудка, кто кого переупрямит. В конце концов, желудок сдал позиции, проворчав что это он еще припомнит, часа эдак через два. Виконт старательно преобразовал гримасу боли и ужаса в улыбку. Интересно, что же это за начинка? Древесный уголь? Или яблоки… глазные яблоки?

— Какой на редкость от… отличный пирог, — выдавил он, — вкус просто… невообразимый.

— Вам правда понравилось? Я так рада! Всегда подозревала, что монахини поставили мне единицу за домоводство просто из зависти! Ну пришлось им заново потолок в кухне побелить — не велика беда…

— Sternkind!* — вмешался граф, надеясь направить разговор в менее приземленное русло. — Лучше скажи, как идет подготовка к Балу? Если тебе нужны уроки танцев, ты можешь рассчитывать на Герберта.

(*нем. Звездное Дитя)

— Я была бы премного благодарна, — промурлыкала Сара, — но из меня никудышная танцорка. Дело в том, что у меня совсем нет опыта. В школе мне запретили танцевать.

— Это ужасно, лишать юную девушку возможности порхать по зале, на крыльях ночи… то-есть, я хотел сказать, что в школе к тебе были несправедливы, — галантно произнес граф. — Наверняка монахини считали, что иначе ты перещеголяешь других пансионерок.

— Очень может быть, — закивала Сара, — хотя сами сестры говорили, будто это из-за того, что я сломала танцмейстеру ногу.

Обеденный зал снова погрузился в густое, всеобъемлющее молчание. Даже вода с потолка, подавшись общему порыву, стала капать потише. Воспользовавшись тем, что в данный момент фроляйн Шагал внимательно рассматривала салфетку, Герберт одним плавным движением смахнул пирог под стол. И улыбнулся такой невинной улыбкой, которая бывает только у детей, и лишь тогда, когда они доели последнюю банку оставшегося на зиму варенья, причем предварительно окунув туда бабушкиного кота.

— Ты действительно это сделала? — боязливо переспросил Альфред, на всякий случай усаживаясь на стул по-турецки.

— Ну да.

— Должно быть, учитель танцев залюбовался твоей красотой, — натянуто улыбнулся граф, — запнулся, упал и…

— Вообще-то, нет. Вообще-то, я наступила ему на ногу и раздробила кость, — сказала Сара задумчиво. — Клиновидную промежуточную. Это та, которая возле ладьеобразной и кубовидной.

— Могу я осведомиться, откуда у столь юной особы такие обширные познания в медицине? — профессор Абронзиус посмотрел на девицу с восхищением, как Дарвин на галапагосского вьюрка.

Та пожала плечами.

— В медицинской энциклопедии уточнила. Хотелось узнать, за что меня так наказали.

— Все-таки в твоей школе были слишком суровые порядки, — заметил Его Сиятельство, но без особой уверенности.

— Ой, даже вспомнить страшно! Верите ли, монахини запрещали мне принимать ванну, говорили что это вредно для здоровья.

— Прискорбно слышать, что столь дикие суеверия существуют в наш просвещенный век.

— Ну хотя бы вы меня понимаете, Ваше Сиятельство. А то монахини утверждали, что если купаться 12 раз в день, то можно уничтожить полезную микрофлору и понизить иммунитет. Вот ведь мракобесие, правда?

В первый раз за всю ночь Герберт подумал, что поухаживать за Сарой было, возможно, не такой уж блестящей идеей. Но если начал, нужно держаться до конца. Тем более что Альфред казался уязвленным дальше некуда. Юноша уже начал мелко трястись, сжимая и разжимая кулаки. Еще немного, и он совсем затоскует без сиятельного внимания виконта!

С опаской глядя на Сару, молодой ученый осторожно опустил ноги, но в этот самый момент кровь отхлынула от его лица. Альфред автоматически перекрестился, заставив обоих фон Кролоков отшатнуться, и прошептал с отрешенным видом.

— Там… под столом…там что-то сидит.

— Что? — подался вперед профессор.

— Не знаю.

— Шевелится?

— Нет. Пока что нет. Такое твердое и как бы слизкое.

— Не пугайся, мой мальчик, я сейчас проверю.

— Только вы мне не говорите что там такое, хорошо? — на всякий случай попросил юноша, вновь подтягивая колени к подбородку.

Когда Куколь явственно прочел в умоляющем взгляде виконта и дополнительный выходной, и прибавку к жалованью, он громко прохрипел,

— Ваше Сиятельство…архр хех… я находить та книга, которая вы обещать показать герр профессор… аргххх… Она сейчас быть в библиотека…хрррххх…

Здесь внимательный читатель задаст вопрос — в чем причина столь разительной лингвистической перемены Куколя? На сей счет существует следующее объяснение: проблемы с согласованием членов предложения и частое употребление междометия «арррхмм» входит в код поведения трансильванских слуг. Для Куколя это было частью парадной ливреи. Ведь посетители мрачного замка над обрывом будут бесконечно разочарованы, если узнают, что прислуживающий им горбун свободно изъясняется на нескольких языках, не считая диалектов, и пишет мемуары на досуге.

— Ты не мог найти другое время, что это сообщить? — раздраженно отозвался граф, чьи взгляды на иерархию были весьма консервативны.

По его мнению, слуги в присутствии господ должны стремиться к максимальному сходству с мебелью, а о том, чтобы заговорить без разрешения, и речи быть не может — выражение «укоротить язык» фон Кролоки понимали в самом что ни на есть прямом смысле.