— Лик, ты ошибаешься, все совсем не так как ты думаешь.

— А что я могу ещё подумать? Скажи ещё, что тебя раздели и уложили с ней в постель насильно, — ёрничаю я.

— Нет, но…

— Что, Альберт? Что?!

— Я люблю тебя Лик, это была ошибка, — неумело оправдывается он.

— Ошибка? — усмехаюсь зло я. — Перепутал постель?

— Нет. Лик, не драматизируй. Ты ведь понимаешь, ну сходил на лево… с кем не бывает. Это нормально для мужчины. Нам нужно забыть об этом, я ведь здесь. У нас ведь фирма, семья… Зачем ссориться? — он подходит ко мне, присаживается на корточки у моих ног и пытается взять мою руку, но я убираю.

— Фирма? Так вот в чём проблема? — закрываю глаза и чувствую, что слёзы уже срываются с ресниц от понимания, как я была слепа все эти годы. — Значит ради этого ты готов оставить всё как есть? Как у тебя вообще хватает совести говорить мне об этом? Ты вообще меня любил?! — голос предательски дрожит, слёзы уже текут по щекам, обжигая.

— Конечно. Ты не слышишь? Я же повторяю тебе это. Прости, люблю, ну что ещё мне нужно сказать?

— Говорить не значит любить, Альберт, — грустно говорю я. — Твой поступок доказывает обратное.

Он пытается удержать меня, обхватив за бёдра, когда я хочу встать. При этом сжимает так, что мне становится больно. Он никогда раньше себе ничего подобного не позволял. Злится. Я это вижу по его сжатым челюстям, взгляду… На что? Что я узнала правду или что не верю?

— Пусти, мне больно, — муж смотрит в глаза прожигающим взглядом. На что-то решается и пытается поцеловать, прижимая к дивану, подминает под себя. Противно…

— Отпусти! Не хочу! Ты мне противен! — сопротивляюсь я.

— Противен значит? А что же раньше ты так не думала, — он продолжает напирать, задирая платье, и я выворачиваюсь, отталкивая его.

Спотыкаюсь о пустой бокал и падаю.

— От тебя разит этой шлюхой! Предатель… — меня словно выворачивает наизнанку, всхлипываю и вытираю губы рукой. Прощай помада, прощай мое спокойствие. Ком подступает к горлу, а вместе с ним и истерика. Держать себя в руках, только держать себя в руках.

— Лика, ты же любишь меня. Я знаю, — не прекращает попыток всё вернуть изменщик.

— А ты значит меня нет?

— Причём здесь моя любовь? Ну сходил налево, — невозмутимо произносит он, будто говорит о смене белья. — Я же нормальный мужик. Давай забудем, и все будет как раньше.

— Уже никогда не будет как раньше, — шепчу я сквозь горькие слёзы.

— Да что ты такая несговорчивая?

Он пытается меня обнять, сев рядом со мной на пол, а я отталкиваю его руки.

— Не трогай меня!

— Истеричка! — по лицу прилетает звонкая пощёчина, и щека горит от мужской ладони.

Я на миг замираю, прижав руку к лицу, и смотрю в глаза мужа, когда-то такие родные, любимые, но вижу в них раздражение… не любовь…

Медленно поднимаюсь, ещё собирая свои мысли по кускам, что разлетелись вместе с его реакцией на мои слова. Теперь мне точно все понятно… Он не любит меня. А может и никогда не любил…

Решение пришло само собой. Мне нужно на воздух. Не говоря ни слова, встаю и решительно иду в холл.

— Лика! Лика! Прости! — кричит мне вдогонку, когда я, надев туфли, рывком открываю дверь.

В лицо мне ударяет жаркий воздух, что не сменяется ночной прохладой летом. Хватаю низ платья, срываюсь и бегу по пустой дороге тихого района. Слышу крики мужа, утопающие вдали:

— Давай забудем!

Но мне уже всё равно. Подальше отсюда, подальше от него. Почти бегу быстрым шагом, а в голове стучат слова: «Ошибка. Давай забудем… забудем…»

Как такое можно забыть? Как теперь жить дальше?

Глава 1/1. МАРКУС

— Фрау Штайн, вам комфортно? — вижу, что пациентка напряжена. Сидит, не опираясь на спинку кресла, словно присела ненадолго, спина выпрямлена, руки на коленях сложены в замок, избегает прямого взгляда — закрыта для контакта.

— Да, — рассеянно отвечает, и я ловлю взгляд больших глаз, в которых читается смятение и неуверенность.

— Я гарантирую полную конфиденциальность. Всё, что будет сказано в этой комнате, не покинет её, — доброжелательно улыбаюсь, пытаясь расположить её к доверительной беседе.

— Я знаю. Просто… — снова опускает глаза.

— Расскажите, что вас беспокоит, какого результаты вы ждёте.

Даю время ей подумать и изучаю, сравнивая с нашей первой неофициальной встречей на набережной. Тогда она была в отчаянье, испытывала боль, была потеряна. Сейчас взгляд потухший, улыбки на лице нет, но ухоженная, следит за собой. Опрятная одежда, не повседневная, а классический деловой костюм, состоящий из юбки, приоткрывающей колени, красивые нужно заметить, шёлковой блузки и приталенного жакета, аккуратный маникюр, белокурые волосы, с медовым отливом, лежат на плечах мягкими локонами, лёгкий дневной макияж — явно говорили о том, что она не в депрессии, не потеряла связь с реальностью, ей не всё равно как она выглядит.

— Вы не против, если я буду называть вас Ангелика?

— Нет. Так даже легче будет, — уголки губ поднимаются в мимолётной улыбке, немного нервной. — Не так официально, как Фрау Штайн.

— С каким настроением вы сегодня проснулись, Ангелика? — начал с непринуждённых вопросов, чтобы разговорить её.

— Грустным.

— Что вы ощутили в первые секунды, как открыли глаза?

— Тоску, — снова опускает глаза, разглядывая свои руки. Нервно теребит браслет на запястье, а я делаю пометку в блокноте. — По Альберту, по его объятиям и поцелуям, по простому: «Доброе утро, дорогая». Пришла на кухню и поняла, что некому готовить завтрак.

— Это был ваш каждодневный ритуал с мужем?

— Да, — неуверенно прозвучало, — почти… — внимательно смотрю на реакцию, поймав её взгляд. Вздыхает, помедлив. — Но последнее время утренние объятия и поцелуи стали редкостью, — решается на откровение.

— Вы можете вспомнить, когда это произошло?

— Что? Э-э… мне тяжело пока об этом говорить.