что он так спокойно к этому относится. Конечно, мужская солидарность… Но я же его дочь…

Отец уходит, оставив меня наедине со своими мыслями. Теперь во мне нет того спокойствия, что преобладало ещё пятнадцать минут назад. Все! Опять вулкан и торнадо внутри.

Франкфурт. Центр города. Высотки, упирающиеся в небо, вывески, рекламирующие постоянные выставки на все существующие темы, тысячи людей, спешащих куда-то. Я поднимаюсь в стеклянном лифте на последний этаж офисного здания, который занимает наша компания.

Вздох. Собираюсь с силами и надеваю на лицо улыбку, широкую и счастливую. Здесь никто не должен знать, что между нами с Альбертом произошло. Как же это сложно притворяться счастливой. Дверь открывается.

— Доброе утро, фрау Штайн, — приветствует меня улыбчивая Эльза на ресепшене.

— Доброе. Гер Леманн уже у себя?

— У себя.

Ничего не ответив, направляюсь в свой кабинет. Привычно сажусь в кресло, включаю компьютер и открываю свой ежедневник, чтобы посмотреть запланированные дела на сегодня и есть ли встречи. После вчерашнего разговора с папой абсолютно всё вылетело из головы. То, как он меня успокаивал и настраивал помириться с Альбертом, натолкнуло меня на множество мыслей. Теперь мне уже не казалась их с мамой жизнь такой идеальной, как я считала. Подозрения о том, что мама многое скрывала от меня, точнее они оба, не давали мне покоя. Неужели и их отношения измена не обошла стороной? Может потому что я росла в видимости идеальной семьи, образцовых отношениях между родителями, я и стала такой идеалисткой, верю в настоящую и преданную любовь. Именно глядя на своих родителей, я думала, что у меня тоже будет такая счастливая семья. «А есть ли она? Эта любовь? Что-то я уже сомневаюсь», — снова вздыхаю, неосмысленно глядя в монитор.

Неожиданно дверь кабинета открывается, а я уже знаю, что это Альберт — только он входит всегда без предупреждения и стука. На миг закрываю глаза и глубоко вдыхаю.

— Привет, Лика, — мягко говорит, подходя к столу.

— Привет, — безэмоционально отвечаю, не глядя ему в глаза.

Он расслабленно садится в кресло напротив и по обыкновению закидывает ногу на ногу. Поправляет галстук и смотрит на меня в упор. Встречаемся взглядами, и я вижу, как он быстро облизывает губу.

— Лик, где сметы по проекту для Кауфмана? Он вчера мне весь телефон оборвал, когда ты уехала.

— Я… я уже сделала, — до сих пор не могу после всего, что случилось, спокойно на него реагировать. Альберт всегда был очень уверен в себе, и сейчас его голос звучит так, будто я маленькая провинившаяся девочка. Я вздыхаю. — Сейчас распечатаю… или прислать в электронном виде?

— Ты же знаешь, что я люблю бумажный вариант, чтобы делать пометки ручкой, — улыбается. — Но электронный тоже не забудь.

— Хорошо. Уже отправляю.

Принимаюсь за дело, но он не уходит, и я отрываю от монитора взгляд, перевожу на него.

— Что-то ещё?

— Лик, ну что ты такая колючая? Я же уже раскаялся, осознал свою ошибку. Давай попробуем все заново? А?

— Мы уже об этом говорили. Изменил раз, то можно ждать и другой.

— Глупости, — он берёт мою руку и сжимает в своих ладонях.

Так тепло смотрит на меня, а я не могу оторвать взгляд от красивых серых глаз, от его манящих губ, которые любила целовать, всего его любила… без остатка отдавалась сама и таяла в его объятиях. И сейчас хочу его целовать от бровей и ресниц до ямочки на волевом подбородке. Перевожу взгляд на мужские, красивые… сильные… любимые руки, удерживающие мою. Сглатываю, вспомнив как они меня ласкали, как разжигали во мне страсть, заставляя терять контроль над своим телом.

— Давай сходим в наш любимый ресторан, помнишь, тот на крыше небоскреба? — муж указывает рукой в окно на излюбленное здание всех туристов, приезжающих во Франкфурт. Когда находишься там, весь город как на ладони. Особенно в вечернее время, когда весь город словно оживает, преображается и начинает сверкать огнями. — Ты помнишь? В тот самый значимый вечер ты была такая красивая, — произносит Альберт мечтательно, окуная меня в воспоминания.

Улыбается, и его глаза словно загораются. Он продолжает поглаживать пальцем тыльную сторону моей ладони. Берёт за пальцы и, нежно удерживая, целует их снова. Волна трепета пробегает по моему телу. Тепло оседает внизу живота и между ног… О, боже мой…

Помню… конечно, я помню, что именно в том ресторане, за столиком у панорамного окна, он сделал мне предложение. Тогда моему счастью не было предела, ведь во мне уже зародилась жизнь нашего ребёнка. Моя рука непроизвольно ложится на живот. Тяжелые воспоминания, словно призраки мерещатся мне. Встряхиваю головой, прогоняя мысли о прошлом, о той злосчастной аварии, о потере ребёнка, которую мы пережили вместе с Альбертом. Нас с ним столько всего связывает… многое вместе пережили… Не может так всё…

Муж раскрывает мою ладонь и нежно касается её губами. От такой неожиданной нежности мои пальцы слегка вздрагивают, а он, не отводя от моих глаз взгляд, снова говорит:

— Я люблю только тебя, Лучик мой, — нежно так произносит прозвище, которым часто меня называл, и поглаживает пальцем мою руку.

Хочу одёрнуть её, но не могу. Когда он так завораживающе говорит, я словно попадаю под его гипноз. Все чувства, что были во мне к нему, всколыхнулись, поднимая трепет в груди, и разливаются приятными волнами по телу. Я все ещё люблю и хочу его… Не могу с собой ничего поделать. Альберт продолжает:

— То, что произошло, было ошибкой. Я тебе уже говорил. Ты должна мне поверить, моё сердце. Я хочу всё исправить.

Я на мгновение задумываюсь, продолжая смотреть в эти манящие глаза. Да что они все сговорились что ли? «Ошибка»… Но прислушиваюсь к своим ощущениям и не могу сопротивляться чувствам. Не могу смириться… Всем сердцем и душой всегда считала, что он мой, а я его, и никто никогда не разлучит нас… никогда…

— Ладно, Альберт, давай поужинаем сегодня, — противоречивые чувства и моя правильность не дают возможности думать. Всё моё существо стремится к нему, а разум и боль с обидой, разрывающие сердце, противятся этому. Может, все же есть шанс? Огонёк призрачной надежды, разгорается где-то