вспарываю вязкую тьму, ухожу в последний миг от двух скрещенных нитей, проскальзываю между косыми ударами молний... До заветной двери остается совсем немного. Всего пару рывков, и...

Двинешься дальше — исчезнешь. Навсегда.

Голос звучит сухо, но безапелляционно. Словно приговор, не подлежащий обжалованию.

Я сбрасываю скорость и останавливаюсь, сбитый с толку. Тень того, кому на самом деле предназначена эта дверь, сокращает расстояние между собой и мной. Нити расползаются повсюду мерцающей паутиной. Я понимаю — надо решаться. Срочно.

Какая-то часть меня настаивает на том, чтобы не рисковать. Тем более, что исчезать навсегда мне совсем не хочется. Нужно уметь вовремя остановиться, не так ли? Уметь признать, что тебя переиграли и не повышать ставки понапрасну... С другой стороны, мысль о ставках заставляет меня посмотреть на сложившуюся ситуацию под иным углом. Если бы голос мог уничтожить меня, стоило ли ему ловить меня нитями и ставить преграды из молний?

«Ты блефуешь», — наконец решаюсь я.

И, оттолкнувшись от приблизившейся тени, резко устремляюсь вперед. Молнии взрываются, ослепляя и сбивая меня с толку. Голос что-то кричит — безумно, с надрывом. Призывает. Угрожает.

Ослепленный золотисто-белой россыпью искр, я достигаю дверей фактически на ощупь, после чего протягиваю к ним свою руку — зыбкую, колеблющуюся тень из дрожащих линий. Дверь открывается, и поток ярчайшего света затягивает меня внутрь.

...пожалеешь об этом...

Я слышу последнее напутствие голоса, но не успеваю придумать достойный ответ: передо мной вновь возникает тьма.

Только на этот раз... другая.

Тьма по эту сторону дверей.

Тьма живых.

Глава 1

Первое, что я чувствую — запах гари.

Удушающий, въедливый, он проникает сквозь ноздри и дерет носоглотку, одновременно тормоша мое потухшее сознание. Следом за обонянием потихоньку пробуждаются другие чувства. Я начинаю ощущать слабость по всему телу — как если бы меня прокрутили через мясорубку, причем раза так три-четыре. Кажется, я лежу животом вниз на каменистой земле; по крайней мере, что-то острое покалывает меня по ребрам. Я издаю протяжный стон и пытаюсь пошевелить конечностями.

В этот момент до меня доходит простая, но начисто выбивающая из колеи истина: тело не мое.

Не знаю, каким образом я осознал это так быстро. Интуиция? Или, может, вереница образов о том, как я продирался сквозь черную мглу в надежде попасть... Куда?

Вопросов становится все больше. По моей спине пробегают ледяные мурашки, когда я пытаюсь заставить свой мозг вспомнить... вспомнить хоть что-нибудь из своего прошлого. Однако время идет, а я даже не могу ни на йоту приблизиться к разгадке собственного имени. Возможно, временная амнезия? Очень хочется надеяться, что именно временная.

Наконец, я заставляю себя приоткрыть глаза. Вижу перед собой черную, выжженную землю и пепел, набрасываемый порывами ветра мне на лицо. Я морщусь и, подтянув правую руку к голове, стряхиваю пепел с кожи. Затем с удивлением и непониманием разглядываю свою ладонь. Вроде ничего особенного: обыкновенная мужская кисть, в меру приправленная юношескими волосками. Я окончательно убеждаюсь: тело не мое. Слишком уж ощущения... непривычные. Инородные.

Я собираюсь об этом хорошенько поразмыслить, когда уши улавливают приближающиеся голоса где-то неподалеку. Опираясь на ладони, я заставляю себя приподняться и сесть. Чувствую, что голова кружится, а пальцы предательски дрожат. Не без труда я приподнимаю непослушную голову к небу. На небосводе, испещренном тучами, висит луна — ярко-желтая, с зеленоватым оттенком. Не моя луна.

Не мой... мир?

Я чувствую себя слишком вымотанным, чтобы как следует удивляться. Опускаю взгляд вниз и вижу драные, местами обожженные лохмотья какого-то балахона. Ну, хоть не голый — и на том спасибо. Даже ноги обуты в сандалии с ремешками — само собой, порванные везде, где только можно и нельзя.

В этот момент я вспоминаю, что ко мне кто-то приближается. Проморгавшись, я поворачиваю голову и вижу, как среди холмов вдоль обгоревших деревьев движутся несколько человеческих силуэтов. Впрочем, может, и не человеческих — кто знает, какие формы жизни могут обитать в этом странном месте?

У меня нет сил (да и желания) подняться, так что я терпеливо жду, когда гости приблизятся.

— Вон он! — слышу я чей-то женский голос. — Мы нашли его!

Я мысленно поздравляю новоприбывших с этим открытием. Между делом не без удивления я осознаю, что понимаю сказанное — хотя прежде, готов дать руку на отсечение, в жизни не слышал этого языка. Что это, память тела этого... молодого человека, в котором я нахожусь? Или все же я просто сошел с ума? Откуда у меня такая уверенность, что я родом... не отсюда?

Путники торопливо приближаются. Я насчитываю пятерых: двух девушек, разодетых в какие-то причудливые платья фиолетово-зеленых оттенков, юношей в багровых накидках и какого-то седовласого старика, опирающегося при ходьбе на изогнутый посох. Старик выдвигается вперед прочих и останавливается в паре шагов от меня. Затем почтительно склоняется и, щурясь и без того раскосыми глазами, произносит:

— Это ведь... вы?

Я оторопело хлопаю глазами. Какое-то время мы глядим друг на друга как два кретина, пытающихся понять, кто из них двоих больший кретин. Неловкое молчание затягивается.

— Я...