Селимус просчитался. Ромен Корелди оказался не лишен благородства. Договор, заключенный между ним и Уилом, предусматривал, что тот из них, кому повезет остаться в живых, непременно оповестит мир о вероломстве короля. Увы, ни тот, ни другой не догадывались, какая угроза, причем исходившая не от короля, а от самого Уила, поджидала их. То была темная сила, хранившая верность лишь самой себе. Дар колдуньи Миррен, плата за доброту и сочувствие во время пыток, которым ее подвергли. До поры до времени дар таился в нем, ожидая возможности проявить себя в полной силе. Когда же это произошло, результат потряс Уила. Душа его вырвалась из умирающего тела — Ромен Корелди нанес ему смертельное ранение мечом — и проникла в тело убийцы, предварительно уничтожив его самого. И вот теперь дар Миррен вновь дал о себе знать. Уил лишился ставшей уже почти привычной оболочки, тела Корелди, и был вынужден переселиться в телесную оболочку иного рода, тело шлюхи по имени Хилдит.

Уил, поймав себя на том, что в очередной раз сокрушается по прошлому, постарался избавиться от печальных мыслей. Что сделано, то сделано. Остается одно — идти вперед и постараться спасти сестру, последнюю, кто остался в живых из славного рода Тирсков. А еще он должен расстроить коварный замысел Селимуса завладеть Бриавелем, женившись на королеве Валентине. Но прежде надо постараться освободиться от черного проклятия.

Ясновидица, первым обнаружившая затаившееся в нем колдовство, посоветовала искать ответ у колдуна, отца Миррен. Именно к нему должно в первую очередь направить стопы. Найти колдуна и заставить его снять эту жуткую ношу.

Приняв решение сбросить тяжелое бремя прошлого, Уил с грустью подумал о том, что Валентина, которую он всем сердцем полюбил с первой минуты, когда еще был Уилом Тирском, генералом моргравийской армии, полюбила отнюдь не его, а Ромена Корелди, в чьем теле он тогда обитал. В те дни его чувства к ней накалились еще сильней. Уил не мог простить себе, что поставил под удар эту любовь, что заставил Валентину усомниться в его преданности. А ведь она безгранично доверяла ему!

Уил поморщился — подступала головная боль. Ему срочно нужно узнать как можно больше о той, в чьем теле он теперь обитал, потому что когда им овладеют физические страдания и боль по утраченной любви, то будет поздно, Валентина больше его не любит. Он понес самое суровое наказание — любить ее на расстоянии, обитая в чужом, более того, женском теле. Он никак не мог заставить себя взглянуть на свою новую плоть, не говоря уже о том, чтобы потрогать ее. Что касается воспоминаний бывшей владелицы тела, то здесь он не испытывал ложной скромности. Все, что осталось от ее сознания, теперь по нраву принадлежало ему. И он знал, что при необходимости без липшей щепетильности воспользуется имеющимся.

Уил обессилено прислонился к дереву и попытался проникнуть в глубины своего нового разума. К своему удивлению он обнаружил, что тот принадлежал не шлюхе по имени Хилдит — ремесло жрицы было всего лишь хитроумным прикрытием, — а профессиональной убийце Фарил, родом из Кумба, успевшей повидать на своем веку дальние уголки, лежащие за многие согни миль от Моргравии и Бриавеля… Фарил, у которой имелись свои секреты.

Королева всю ночь не сомкнула глаз, думая над тем, как ей избавиться от Ромена Корелди. Она мысленно отмеряла ночные часы, прислушиваясь к приглушенным голосам стражи, когда сменялся караул, после чего вновь наступала тишина… и так до следующего раза. А еще время от времени ее внимание отвлекал собачий вой — а может, это выл волк? Может, зверь угодил в капкан, из тех, что расставляют в лесах браконьеры? А может — подумала Валентина и улыбнулась — он потерял свою пару и теперь дает выход тоске? Кому, как не ей, понять его — исполненный одиночества плач эхом отдавался в ее собственной душе.

Валентина вновь задала себя вопрос, какой уже задавала не раз — могла ли она удержать любимого человека и одновременно унять ярость короля? Короля, добавила она про себя, у которого хватит солдат, чтобы захватить Бриавель. Ответ — с какой стороны ни посмотри — всегда был один: нет.

— Проклятие тому, кто придумал слово долг! — прошептала королева и в сердцах ударила кулаком пуховую подушку, на которой ей сегодня так плохо спалось.

И словно этих страданий было мало, ее постоянно преследовал образ Финча. Ей никогда не забыть, как он смотрел на нее. Он тоже проникся любовью к Ромену, хотя поначалу имел недобрые предчувствия в отношении этого человека. В этом она и ее юный наперсник были схожи. Как много было между ними общего в тот короткий период, когда она были вместе! Но и от этой дружбы остались только воспоминания. Финч избегал ее, потому что она нарочно отдалила от себя Ромена; более того, приказала выдворить его из Бриавеля. Любимому человеку она предпочла Селимуса — того самого, что был ненавистен всем. Даже ребенок, и тот понял бессмысленность ее поступков. Правда, Финч — не обыкновенный ребенок, он не по годам серьезен и задумчив, что с первого же взгляда отличает его от других детей. Было грустно терять такого друга, как он, но, похоже, прошедший день только для того и наступил, чтобы принести ей новые печали.

Король Селимус, думала Валентина, раздраженно пиная ногами пуховое одеяло, к этому моменту уже наверняка добрался до границы, а может, даже пересек ее и теперь находится в Моргравии. В любом случае шпионы держат его в курсе здешних событий — в этом королева не сомневалась. Ему наверняка уже доложили про изгнание Корелди. Ей вдруг подумалось, что, услышав эту весть, король распорядился выследить Ромена. Остается только молить бога, что тот проявит осторожность. Его предупредили, чтобы он держался как можно дальше от границ Моргравии, где ему грозит неминуемая смерть. А если Ромену не хватит собственного благоразумия, то генерал Лайрик наверняка даст ему дельный совет. К тому же они путешествуют под покровом ночи и держат путь на север — откуда Корелди когда-то и пришел.

— И где его поджидает Кайлех, король горцев, — печально прошептала она.

Последний раз Валентина безутешно рыдала, когда умер ее отец, а до этого — более десятка лет назад, когда упала с лошади. Ей казалось, что она умеет держать себя в руках, но слезы все-таки взяли верх над самообладанием. Боже, что она натворила! Ромену некуда податься. В какую сторону он ни поедет — на запад ли, на север, — везде найдутся те, кто попытаются его убить. На юге лежал океан, на востоке простиралась безлюдная и потому внушающая страх Глухомань. Это знал даже Финч. В его взгляде она прочла упрек, да что там упрек — обвинение. Так смотрят на тех, кто предает лучших друзей.

Мальчик прав. Интересно, о чем думал Ромен, когда они с Селимусом сражались на мечах? Ему наверняка хотелось убить противника, но что стало бы с Бриавелем? Какую опасность он навлек бы в таком случае на ее страну?

Он не мог не отдавать себе отчет в том, сколь шатко его положение. Но каковы были его намерения? По правде сказать, раньше она об этом как-то не задумывалась. Да и было ли у нее на это время? Принимать решение пришлось в спешке, интуитивно, как и подобает монарху в такой ситуации. Ее поступок диктовался исключительно политическими соображениями, но разве ей от этого легче?