— Говорят, хорошо играешь. Ну давай, сыграй нам.

— Я бы с радостью, — голос скрипача хрипел и срывался, — но я упал и, кажется, руку сломал. Я просто не смогу…

Труди понимала, что Кригер не врет, что это не отговорка, что все действительно так, но террористу было на это плевать, этот урод просто хотел развлечься. И неважно чем — скрипичной игрой или смертоубийством.

— Тогда тебя придется пристрелить, — сказал он и махнул рукой, подзывая приспешников. — Через пять минут подойдет срок, который я обозначил для выполнения моих требований. И если эти твари, которым на вас, — тут он возвысил голос, чтобы его услышали все в огромном зале, — совершенно наплевать, опять начнут вешать мне лапшу на уши, я прикажу тебя расстрелять, дедуля. Тебя и еще десяток других. А после выкину ваши трупы на улицу, под ноги этим шакалам.

И тогда осмелевшая на коньячно-вишневых дрожжах Труди встала и сказала, что готова сыграть вместо неспособного к этому Лейфа Кригера…

Глава 2

Это было для всех так неожиданно и странно, что ей дали такое разрешение, после буквально вырвав из рук обезумевшей от страха мамы, которая попыталась дочь удержать.

Раньше Труди никогда не держала в руках ничего похожего на концертный инструмент знаменитого музыканта. У нее всегда были самые обычные скрипки, купленные в ближайшем магазине музыкальных инструментов. Это же был шедевр, произведение великого мастера, умершего пару столетий назад. Неудивительно, что Кригер, падая, сделал все, чтобы инструмент не пострадал.

Голова кружилась, пальцы не слушались, и Труди поначалу ужасно фальшивила. Скрипка под смычком взвизгивала истерично, заставляя морщиться даже террористов. И страх перед ними как-то очень быстро отрезвил… Нельзя было позволить, чтобы главарь, разочаровавшись, вновь вспомнил о своих угрозах!

А потом Труди кое-что увидела. Собираясь играть, она невольно встала подальше от пугавших ее террористов и ужасного фугаса — в стороне от всего этого и ближе к заднику сцены. С этого места оказались хорошо видны составленные по бокам и скрытые занавесом от зрителей декорации. Вот там-то на какой-то момент и возникла бесшумная и быстрая тень в черном. Человек, а, вероятнее, оборотень (их в спецподразделениях по понятным причинам всегда было больше), чье лицо скрывала балаклава, а голову шлем, приложил палец к спрятанным под маской губам и жестом предложил Труди играть: одну руку согнул так, будто держит скрипку, а второй поводил, изображая движения смычка.

После спецназовец исчез, скрывшись во тьме закулисья, но само его появление все изменило для Труди. Она вдруг поняла: заложников не бросили, как постоянно твердили террористы. Операция по освобождению идет полным ходом, а опытные спецы — сильные, хорошо вооруженные оборотни и умные, тренированные люди — уже здесь, рядом. И они просят им помочь. Да! Помочь! Иначе с чем другим была связана эта просьба играть? Значит, им нужно что-то громкое, что-то способное отвлечь внимание! И, поняв это, Труди вдарила так, как позволяла себе только дома. Какие там нежные скрипичные партии, которые она пыталась изобразить поначалу?! Нет! Только хардкор! Только тяжелый рок! Ритмичный, яростный, иногда визгливо-истеричный, иногда сильный, подавляющий.

Какой на все это была реакция зала? Чем закончился новый тур переговоров главаря террористов с властями, и были ли они вообще? Сколько часов подряд, сбивая пальцы в кровь, играла юная скрипачка? После она вспомнить не смогла. Это был какой-то транс, полное отчуждение, уход от жестокой реальности.

В итоге она, как давеча и Лейф Кригер, даже не сразу поняла, что все изменилось. Не осознала, что в голове вдруг стало мутиться не от давно ушедшего опьянения, а от странного душного запаха; что главный террорист, который все это время с усмешкой слушал Труди, уронил голову на грудь; что неожиданно и одномоментно рухнула прямо на сцену часть стены справа от Труди, открывая проход для людей в черной спецназовской форме и в глухих шлемах, а сразу после одновременно распахнулись двери в зал и со всех сторон раздались выстрелы.

Пули одна за другой попадали точно в цели, уничтожая террористов. В первую очередь смертников, обмотанных взрывчаткой, потом тех, на кого запущенный в помещение перед штурмом газ подействовал недостаточно сильно, потом остальных. Всех.

Люди в черном, попросив тех заложников, что остались в сознании, немного потерпеть и посидеть смирно, просто ходили между рядами и методично достреливали в голову каждого террориста. Ну, а после спецназовцы и подоспевшие к ним на помощь медики начали выводить спасенных ими зрителей. Провожали, поддерживая под руки, тех, кто мог идти сам, и выносили, ухватив за руки и за ноги, потерявших сознание…

А Труди так и стояла на сцене, прижимая к груди бесценную древнюю скрипку, на которой, наверно, никто и никогда не играл ту жесть, что была только что осознанно исполнена ей со сцены столичной консерватории. Стояла до тех пор, пока к ней не подошел высоченный широкоплечий военный в шлеме с уже поднятым щитком и в балаклаве под ним, которая оставляла открытыми только глаза — светлые, с явственно видимой хищной желтинкой чистокровного оборотня и все равно улыбчивые. Спецназовец тогда присел перед Труди на корточки, обдав, буквально окружив, обняв ее своим волчьим ароматом, а после глухо и как-то гундосо произнес