что мое путешествие может закончится только из-за того, что я ушла из дома без гроша в кармане, мне пришлось устроиться на первую попавшуюся работу. К несчастью, владелец кафе, в которое я решила устроиться официанткой заявил в полицию, ведь я была слишком юна и одинока. А дальше о моем местонахождении узнали мои родители и дедушка, меня нашли, и светлая Флорида снова сменилась ярким Нью-Йорком, за которым я наблюдала последующие два месяца только из окна.

Мама была в истерике, отец со свойственной ему деловитостью курил одну за одной сигарету и пытался выудить из меня причину моего побега. Я молчала. Мне было почему-то страшно признать, что моя иллюзия счастливой семьи разрушилась. Только дедушка, словно зная истинную причину, отвел моих родителей в сторону и объяснил им, какого это оказаться обманутой.

Наверное, с тех самых пор я перестала верить в любовь. Я стала ставить под сомнения даже безусловную любовь моих родителей ко мне, ведь им хватало совести молчать, разыгрывать меня столько лет. Я не верила в рассказы своих подружек о том, как сильно они влюблены в парней из нашей школы или о том, как те же парни влюблены в меня или в них самих.

Любви нет. Её не существует. Есть только расчет и голая выгода и банальная похоть.

Мама все-таки нашла меня с третьего раза. Меня выдала моя кошка, которая учуяв мой запах пришла ко мне и стала наигранно мурлыкать, тыкаясь в руку, от чего мой телефон стал с неестественным звуком постукивать по полу. Мама пришла на звук.

— Андреа, вылези. Тебе уже не пять лет, — из-под кровати мне открывался обзор на тонкие щиколотки матери и её ступни, спрятанные в мягкие пушистые тапочки. Она нервно притопывала ногой, создавая тем самым незамысловатую мелодию.

Я прикрыла рот ладонью, чтобы не рассмеяться. Но мама не сдавалась, она заглянула под кровать и схватила меня за руку. Пришлось выбираться.

Когда я оказалась в вертикальном положении, моя голова немного кружилась от слишком яркого света. Мама осуждающе смотрела на меня, бросив мой рюкзак прямо мне в ноги. Её аккуратные аристократичные руки были сложены на тонкой талии, цвета горького шоколада волосы были уложена наверх. Она свела брови к переносице и была готова вот-вот взорваться.

— Можно подумать, это имеет хоть какое-то значение. — Пропыхтела я, подбирая свой набитый до отвала рюкзак. — Слюньки мои тоже будешь подтирать?

— Ты ведешь себя отвратительно, Андреа! Приедет отец, все ему расскажу!

Она все еще гневно пыхтя побрела в коридор, но резко становилась от моего ответа.

— И про Хосе? — Веселым голосом с насмешливой улыбкой произнесла я. Мама медленно обернулась и на её лице отразилось сожаление. Она чувствовала себя виноватой за то, что я так рано узнала о вселенской лжи.

— Собирайся, Андреа. От этого года зависит в какой колледж ты поступишь.

— Вы сами уже давно решили, куда я поступлю.

Но мой ответ мама уже не услышала. Покачав от досады головой, я все-таки собралась и спустилась вниз. Там на пороге меня уже ждал тот самый Хосе — мой телохранитель или, иными словами, надзиратель. С тех пор, как я сбежала, отец распорядился приставить ко мне охрану.

Хосе мне нравился, если не брать в расчет его роман с моей матерью. Он был мужчина лет тридцати, высокий, не могла сказать, что красивый, но что-то в нем было такое, что заставляло раз за разом останавливать свой взгляд на нем. Его зеленые глаза насмешливо сияли, когда я подошла к нему и пренебрежительно отдала свой рюкзак мужчине.

Мама появилась в холле, и при виде Хосе её щеки тут же залились румянцем. У меня к горлу поднялся ком тошноты. Наконец увидев своим туманным взглядом меня, она изменилась в лице и рассеянно произнесла:

— Отец сегодня вечером приезжает. Хочет тебя кое-с-кем познакомить. — Она многозначно посмотрела на меня, что означало «не при каких обстоятельствам не смей прогуливать ужин».

— Пойдем, маленькая разбойница, — Хосе по-хозяйски положил свою руку мне на плечо, от чего мама громко фыркнула и скрылась на кухне.

— Тебе обязательно касаться меня при ней? — я раздраженно сбросила его руку с себя, когда мы подошли к машине. Солнце светило ярко, от чего мой друг зажмурил один глаз. — Я боюсь в один день просто не проснуться.

— Я не виноват, что твоя мать видит в тебе соперницу. — Усмехнулся мужчина и открыл мне заднюю дверь машины. Водитель терпеливо ждал нас.

— Да? — Я изогнула бровь и усмехнулась. — А кого видишь ты?

— Я вижу маленькую надоедливую хулиганку. — Он щелкнул костяшкой пальца по кончику носа. Я наигранно надулась. — Ей богу, Андреа, ты напоминаешь мне младшую сестру.

Хосе вырос в семье, где отец был военным, а мать врачом. У него такой же стратегический склад ума, как у отца, такие же широкие плечи и прямой нос. Его отец — друг моего дедушки, а его мать — подруга моего отца. Они вместе выросли по поднялись по карьерной лестнице. Теперь Хелен — мать Хосе — личный врач нашей семьи, что очень выгодно для Хосе.

Младшая сестра Хосе — Моника была моей лучшей подругой. Её волосы были такими же, как у Хосе, каштановыми. Глаза цвета леса в жаркий летний день смотрели на окружаюсь с хитрецой и легким прищуром, что придавало ей шарма. Мы были ровесницами, учились в одном классе в Америке и теперь, переехав в Италию, тоже будем учиться вместе.

— Она моя лучшая подруга, естественно, мы похожи.

Хосе тяжело протяжно вздохнул и впихнул меня в салон машины.

— И поэтому вы две больные головы на одну здоровую.

По дороге в школу мы забрали из дома Монику. Девушка влетела в салон и с чрезмерной радостью накинулась на меня с объятьями, от чего ни я, ни её брат не могли понять причину её счастливой сумасшедшей улыбки.

— Мон, пожалуйста, не задуши Андреа. Её отец мне голову открутит.

— То есть, только поэтому да?

— Ну, твоя мама скажет только «спасибо», — я громко фыркнула, а Моника взмахнула рукой, заставляя нас замолчать.

— Не хочу слушать ваши разборки!

— Ты чего такая счастливая? — Спросил её брат. Она многозначно посмотрела на меня, и я пожала плечами. Она махнула рукой, мол ничего такого, что могло бы его побеспокоить.

— Андреа, я так рада, что мы с тобой вместе!

— У тебя не было выбора, — поддразнивала я подругу. Хосе на переднем сидении усмехнулся, а Моника слегка стукнула меня по плечу. — Ай! У вас семейное, касаться меня при любом удобном случае? Хрум-Хрум