— Мы придем, — вся сияет подруга.

— Точно? — переспрашивает парень, смотря при этом на меня.

— Обязательно, Се-е-ема, обязательно, — ласкающим слух голосом отвечает за нас двоих Мила, стряхивая несуществующие пылинки с мужской футболки.

Стискиваю челюсть, поджимаю губы, но молчу, продолжаю смотреть сквозь него. Я недовольна тем, что она решает за нас обеих, но позорить при парне ее не хочу. Как же это сложно — сдерживать рвущиеся наружу язвительные слова.

— Буду ждать, — окидывает он на прощание меня ласкающим взглядом и танцующей походкой удаляется к своему байку.

Если бы он мне нравился, я бы уже смотрела ему вслед, истекая слюной. Стоит признать, что на внешность он приятный — русоволосый, широкоплечий, голубоглазый, от чего в восторге визжат девушки. Вот только я и толики не испытываю той влюбленности, от которой так опрометчиво теряют голову мои ровесницы.

— Божечки, божечки, Аида, это успех, — теребит меня после его ухода эта предательница, — хватай его, пока горяченький. У меня глаз наметан, ты ему нравишься, так что не упусти шанс. Такой, как он, мало на какую девушку обратит внимание.

О симпатии Семена я знаю и без Милы. Это каждому псу в радиусе ста метров видно, до того у него заинтересованный взгляд в мою сторону. Вот только, как отшить его без ущемления мужского эго, не представляю.

— Не интересует, — лишь сухо отвечаю ей, пока мы пересекаем холл университетского здания. — И что значит, мало на какую посмотрит?

— Сема — приличный, понимаешь? Кирилл вот, его можно заполучить, пусть и на одну ночь, а вот Захаров… Он другого полета птица, — уточнение Милы меня беспокоит, особенно тот факт, что она отводит глаза, не глядя в мои.

— Обычный он, Мил, самый обычный, не преувеличивай, — фыркаю, но внимательно наблюдаю за ее реакцией.

— Слышали бы тебя наши девчонки, — закатывает она глаза и цокает, — за ним такие толпы бегают, а она нос свой воротит, а сама то…

— Что сама? — резко поворачиваю в ее сторону голову, прищуриваю глаза, зная, что она хотела сказать.

— Ничего, прости меня, — извиняюще улыбается и нервно теребит лямку своей псевдо-дизайнерской сумочки, — я просто хотела сказать, что ты совсем не устраиваешь свою личную жизнь, а тебе уже девятнадцать, Аида, пора, как бы.

Устало вздыхаю, слыша эту речь уже не в первый раз.

— Что ты от меня хочешь? — уже нет никаких моральных сил объяснять, что не считаю клубы, мальчиков и тусовки пределом своих мечтаний.

— Да ты бы хоть раз развеялась, — с отчаянием говорит мне, даже руками хватает меня за локоть, — ты ведь даже не знаешь, как это круто. А так… Сама не заметишь, как время пролетит, а ты даже не насладилась как следует молодостью. Ну, знаешь, как наша Фадеева. Замуж вышла и все, баста! Пеленки, подгузники, недосып.

У меня вырывается смешок, своим замечанием по поводу брака нашей старосты развеивает мое плохое настроение, словно веником тучи смахнула разом. Доля истины в ее словах есть, но она просто не знает, какая это для меня больная тема. Но за год я изучила ее вдоль и поперек, так что проще с ней согласиться и дать, что она хочет, и только после этого ее можно будет переубедить.

— Хорошо, — соглашаюсь после недолгих раздумий, — мы пойдем на эти гонки, но только в первый и последний раз!

Она радостно замирает, прижимает кулачки к груди и быстро-быстро кивает. Знала бы я, что это станет началом моего конца и падения, ни за что не пошла бы у нее на поводу…

Аида Самойлова

— Я не надену ЭТО! — подчеркиваю последнее слово, чтобы до Милы дошло с первого раза.

Она лишь закатывает глаза, продолжает крутить меня из стороны в сторону.

— Тебе точно скоро двадцать? — задает мне вопрос, который не требует ответа. — Это последний писк моды.

Переминаясь с ноги на ногу, снова поворачиваю голову в сторону зеркала.

— Где? В притоне? Или на трассе? — фыркаю, не нравится мне этот наряд, навевает на пошлые мысли, а мне меньше всего хочется производить впечатление доступной.

Подружка цокает, поправляет свою ультракороткую юбчонку, красуется перед своим отражением и довольно ухмыляется. Вот кто точно не парится о том, оголена ли какая часть ее тела. Ей это даже в радость.

— В общем, ничего не знаю, сегодня я — главная, так что мы идем в этой одежде, — категорически отметает все мои готовые сорваться возражения.

И я вынужденно плетусь за ней к выходу. Но наряд, и правда, слишком провокационный: платье с открытыми плечами, да еще еле прикрывающее бедра, мне совсем не по нраву.

— Как ты ходишь так каждый день? — спрашиваю у нее, когда мы садимся в ее машину и трогаемся с места, — у меня от этой помады и марафета все лицо сводит, неприятно.

Мотор приятно урчит, мимо проносятся здания ночного города. автомобиль у нее появился буквально недели две назад, но каждый раз, как разговор касается этой темы, она искусно уводит меня в другую сторону. Подозрительно.

— Красота требует жертв, слышала такое выражение? — отвечает вопросом на вопрос.

В этот момент мы останавливаемся на перекрестке, горит красный. Мила опускает стекло со своей стороны и кому-то машет, выгодно изгибая талию, чтобы подчеркнуть грудь. Наклоняюсь, чтобы увидеть, кто так завладел ее вниманием, и морщусь. Рядом с нами, капот к капоту, стоит кабриолет. А в нем — парни из нашего университета, баскетбольная команда, кажется.

— Скорее бы настало завтра, — в мольбе даже глаза прикрываю и руки складываю домиком у груди.

— Уже почти полночь, Айко, — с улыбкой обращается ко мне моим детским прозвищем и включает музыку на полную катушку.

Смысла что-то говорить ей больше нет, за этими басами она ничего не услышит. Да что там, я даже мысли свои за таким грохотом еле разбираю. Мелодия сменяется другой, и спустя каких-то минут пять я сама начинаю подмахивать головой в такт битам. Подпеваем с Милой какой-то попсе, разделяя прелесть ночного города и совместной компании. А вот когда мы подъезжаем к центру, где уже припарковано несколько машин и байков, меня охватывает дрожь. И не предвкушения, а безотчетного страха.

— Да ладно, не бойся так, — говорит вдруг Мила, — смотри, кто к нам идет.

Скриплю зубами, увидела, на кого она смотрит. Семён. Он идет в нашу сторону вальяжно, постоянно с кем-то здоровается, его кто-то тянет то вправо, то влево, так что весь его путь к нам, будто полоса препятствий. Символично. Только в нашем случае препятствие — сама я.

— Он такой популярный, — восторга подруги нет предела, только мультяшных звездочек в глазах не хватает. — Эх, если бы…

Последнее слишком тихо шепчет, почти не разобрать. Смотрю на нее удивленно, но она никак не комментирует свою оговорку. Время тянется медленно, но все же течет по своему ритму, так что избежать встречи с воздыхателем никак не удается. Он подходит ближе и улыбается. Как обычно. У меня от раздражения аж скулы сводит.