Наверное, это последний его поход. Хватит уже. Надо прекращать.

Борис после ужина отправился на берег, мастерить донку. Стас вновь закурил, перевернувшись на спину, а Андрей поднялся на ноги, чувствуя острую боль в ступнях, и поковылял к своей палатке. Они поставили ее неподалеку от кострища, едва нашли более-менее ровный участок. Стас с женой пристроили свою чуть выше по склону. Настя еще прокомментировала это словами, что когда из реки выползут бобры, то сначала сожрут Собак Павлова, и, пока зверье будет глодать братские кости, их верные друзья спокойно укроются в лесах.

Андрей как-то остроумно парировал ту шутку. Но сейчас, забираясь в свой мягкий теплый спальник, он думал только о том моменте, когда сможет вытянуть ноги.

— Боже, как хорошо, — вырвалось у него, когда голова опустилась на сложенный в виде подушки мягкий свитер. Через минуту он уже спал.

***

Под утро пришел страх. Что-то вышвырнуло Андрея из глубокого сна. Вышвырнуло резко, жестоко, смахнув заспанную паутину в сторону. За пологом палатки светало. В лесу уютно щебетали птицы.

Андрей открыл глаза. Шея затекла, в бок уперся камень, но менять положение он не стал, вслушиваясь в окружающий мир. Внутренний голос вопил:

«Не шевелись!»

До полноценного восхода еще было время, но уже сейчас света хватало, чтобы увидеть профиль спящего на спине Бориса. Рот брата был чуточку приоткрыт, и Собак Младший похрапывал. Где-то далеко одиноко вскрикнула чайка. Ей ответили переливами лесные птицы. Почти минуту Андрей настороженно вслушивался в звуки леса. Он точно проснулся не просто так. Что-то разбудило его. Что-то...

Крак.

Хруст ветки. Совсем рядом. Шага три от палатки. Андрей моментально вспотел.

«Перестань. Это Стас выполз покурить или в туалет».

Там, снаружи, кто-то глубоко всхрапнул. По-звериному. Сердце скакнуло к горлу.

«Стоп. Стоп. Хватит. Хорош!»

Зверье? Они с ним сталкивались в своих путешествиях. Как-то раз в ста метрах от них медведь охотился за рыбой, и, услыхав людей, плюхнулся в воду и скрылся на том берегу. Одной ночью в палатку к ним (это было где-то на Урале) несколько раз ломилась дикая птица. Они отгоняли ее, и крылатая гостья пряталась в лесу, но стоило чуть закемарить, как с жутким клокотанием птица врезалась в стену палатки и била крыльями. Стас тогда сказал, что это духи предупреждают их. Что это дурное место, и никто отсюда не уйдет живым. Андрей улыбался вместе со всеми, но в душе дрожал от страха. Это было пятнадцать лет назад, они потом долго смеялись, вспоминая. Но в тот момент мысль о проклятой птице казалась очевидной.

Сколько они встречались с лосями — и не перечесть. Так что спокойнее. Спокойнее. У страха глаза велики. Андрей прикрыл глаза и сделал глубокий вдох.

Хруст. В ноздри ударил гадкий запах. Как будто кто-то вывалил рядом с палаткой червячницу со стухшими опарышами. Пальцы вцепились в спальник, но что-то удерживало от вскрика. От движения. Что-то вселилось во взрослого мужчину, превратив его в зайца перед удавом.

В горле пересохло. Кто-то рядом с палаткой? Но кто?

«Запах падали. Медведь. Людоед».

Андрей старался не дышать, мечтая, чтобы странный гость ушел. Мечтая, чтобы тот, по ту сторону, потерял интерес к их лагерю и отправился в дыру, откуда вылез. Несколько долгих минут Андрей напрягал слух в ожидании. Думал, что если тот, по ту сторону, не услышит ни звука — то уйдет. Но тут заворочался Борис. Глаза Андрея расширились от ужаса, он подтянул к губам палец, показывая брату: «Тихо!». Вот только тот не увидел жеста. Пробормотал что-то, шмыгнул носом и приподнял голову.

— Что за вонь? — прохрипел он. — Дрон? Спишь?

Хр-р-р-р-р. Стенка палатки со стороны Бори вспучилась, как кожа под нажимом иглы, и порвалась. Что-то чавкнуло, будто нога наступила в промокшую глину. Брат дернулся, хрипнул. И застыл в приподнятом положении.

Что-то пригвоздило Борю к земле. Пробило затылок, вышло через рот, пропороло грудную клетку. Руки брата безвольно упали на спальник. Он согнул-разогнул ноги в агонии, и в палатке запахло сладковатым металлом. Смертью. Кровью.

Андрей не мог оторвать взгляда от этого движения. Медленного, издевательского. Беззвучного.

Последнего.

Боря...

В душе, в оковах оцепеневшего тела, поднялся жуткий вой боли. Где-то там, под взмокшей от ужаса плотью, бился крошечный человечек, который все понимал, который хотел действовать. Но Андрей просто смотрел. Смотрел на черный шип, пронзивший родного брата. Человека сурового, умного и преданного. Глаза заболели от напряжения. Брызнули слезы. Но он никак не мог отвести взгляда. Никак не мог поверить в то, что видит.

Надо закричать. Надо закричать. Андрей разомкнул онемевшие губы, но не смог выдавить из себя ни звука.

Нечто по ту сторону палатки вновь пошевелилось. Качнулся шип, и вместе с ним качнулся Боря.

«Печальная история, брат. Да-да», — будто сказал он этим жестом.

Тот, снаружи, чего-то ждал. Прислушивался.

Андрей зажмурился. Понял, что до боли в кулаках сжал край спальника (который подарил ему Боря).

«Там же Стас! Надо предупредить его!» — мелькнуло в голове.

Но из омертвевшего горла не вырвался даже сип. Тело хотело жить. Тело не могло позволить, чтобы какой-то мелкий глупец подвел его.

Снаружи опять послышался хруст. Неведомый, будто переступили с ноги на ногу. Вновь пахнуло гнилью, и вдруг завизжала Настя. Лес зашумел от пронзительного крика. Тайга заволновалась. Где-то на берегу с диким кряканьем ушли в небо утки. Андрей сжал зубы так сильно, что в клыки отдалась острая боль.

Вопль прервался так же резко, как и начался. Покой и уют утреннего леса вернулись обратно, словно ничего и не произошло. Он вновь открыл глаза. Вновь увидел мертвого брата. Едва удержался от всхлипа, отпустил, наконец, край спальника и протянул руку к убитому Боре. Отдернул ее, так и не коснувшись.

«Он мертв. Он мертв. Он мертв».

Господи, нужно было закричать. Он обязан был... Он бы предупредил их.

Хруст. Их двое. Как минимум двое. Местные? Андрея затошнило. Черный шип, пробивший голову Бори зашатался, отчего что-то в груди брата захлюпало, зачавкало. Некто с той стороны подошел вплотную к палатке, наступил сквозь нее на тело Бори и вырвал оружие. Голова брата безвольно упала на маленькую походную подушку. Гордость Младшего Собака.

Горло свела судорога.

«Тихо-тихо-тихо!» — тот маленький человек внутри все осознал. И теперь он не пинал отупевшее тело. Теперь он умолял его не выдать себя случайным звуком. Каким-нибудь подленьким шмыганьем.

Хруст. Тяжелые шаги. Рядом с неведомым кто-то встал. Точно двое.

Андрей почувствовал, как от остывающей крови брата намокает спальник. Как такое могло случиться? Как сильный, умный, верующий, одухотворенный человек вдруг в один миг стал просто кучей сырого мяса. Источником отвратительной лужи.

Брат...

Павлов изо всех сил держался, чтобы не разрыдаться в голос. О, теперь-то он мог и разреветься, и закричать, как Настя. Теперь,