Дождь утих. Небо кокетливо приоткрыло синие прорехи в серой пелене облаков. Бруни спешно переобулась из туфель в сапоги, прихватила плащ и вышла из трактира, крикнув в кухню:

– Пиппо, я дойду до Розена!

– Зонт захвати! – тут же отозвался тот.

Она упрямо тряхнула каштановыми «матушкиными» локонами и выскочила без зонта.

В воздухе висела влажная морось, а небо вновь затягивало. Следовало поторопиться, чтобы добежать до лавки и обратно.

Хозяина за прилавком не оказалось.

– Он на заднем дворе, – сообщил молодой продавец, колесом выпячивая грудь и играя бицепсами, – вдовушка ему давно нравилась, и он не упускал случая покрасоваться перед ней каждый раз, когда она заходила в лавку.

Бруни только покачала головой и отправилась на задний двор. Они с Ральфом жили мирно и оба любили работу в трактире, однако, какое удовольствие женщины получают от плотских утех, молодая супруга знала лишь понаслышке. Возможно, проживи они подольше вместе, мужу удалось бы разбудить в ней женщину. Но он ушел на войну, а она осталась одна. И желания завести интрижку как-то не возникало. Ей это казалось неприличным, что ли. Пип давно ругал Бруни за вдовье одиночество, но попытки познакомить с сыновьями своих приятелей оставил после того, как она, глядя на него серо-голубыми отцовскими глазами, в принятых у морских бродяг замысловатых выражениях указала на тщетность подобных намерений. Отец Бруни был коком и полжизни ходил под парусами на торговых судах, поэтому девочка с юных лет усвоила, как доходчиво объяснить собеседнику, что он не прав.

Задняя дверь лавки была приоткрыта. Со двора раздавались странные свистящие звуки, сопровождаемые ругательствами.

Матушка толкнула створку и застыла на пороге, едва не сбив с ног лавочника, наблюдающего за приказчиком, который порол худого и взъерошенного мальчишку, за запястья и щиколотки привязанного к столбу. Пацан шипел, как разъяренный кот, и ругался на чем свет стоит, но покоряться не собирался.

– Будешь еще воровать у честных горожан? – спросил Розен и, не дождавшись ответа, кивнул опустившему руку приказчику: – Добавь пять…

Мальчишка через плечо бросил на него ненавидящий взгляд, будто полоснул кинжалом. Точнее, кинжалами – его зрачки были узкими и вертикальными, почти утопавшими в неизбывной зелени радужек. Лишь когда кнут вновь опустился ему на спину, зрачки расширились, заполнив глаза чернотой.

Оборотень!

– Приветствую, Варлен Розен! – Бруни, шагнув вперед, уверенно взяла лавочника под руку. Она была у него особым клиентом и умело этим пользовалась. – Что здесь происходит?

– Сын блудливой суки украл батон, – поморщился тот, – но был пойман. Не беспокойтесь, дорогая моя, я лишь проучу его немного и отпущу. На собачьей шкуре все быстро заживает.

Черная змея хлыста, свистнув, оставила на коже, проглядывающей через драную рубашку, набухающую кровью полосу.

– Велите это прекратить! – Бруни улыбнулась, но под взглядом ее глаз, будто грозовые тучи налившихся свинцом, лоточнику стало не по себе. – У нас срочное дело.

– Но он же…

– Сейчас же, – она продолжала улыбаться.

Розен неохотно махнул рукой, и приказчик опустил хлыст. Покорность лавочника объяснялась просто. Трактир Матушки Бруни являлся официальным поставщиком ко двору его величества Редьярда Третьего соленых булочек, в народе прозванных мерзавчиками. Рецепт отец Брунгильды привез из своих странствий – то ли испробовал где-то в чужих краях, то ли сам придумал. Забавная закуска к пиву быстро стала известной среди простого люда, а затем слава о ней зашагала по всему Вишенрогу, пока, наконец, не добралась до королевского дворца. Редьярду понравилось удивлять гостей необычным лакомством, и он выдал владельцу рецепта пожизненный патент на поставку булочек ко двору. С тех пор раз в неделю во дворец отправлялась телега с драгоценным грузом, один запах которого вызывал у горожан обильное слюноотделение и желание тут же отведать «холодненького». А на каждой из коробок располагалась маленькая приписка о том, у каких торговцев были закуплены продукты для теста. Естественно, имя Варлена Розена значилось там первым.

Бруни кивнула на воришку:

– Развяжите.

Торговец вздохнул, но распорядился.

Когда сняли путы, мальчишка чуть не упал. Сквозь рубище проглядывали выпирающие ребра, на грязных щиколотках виднелись поджившие следы от кандалов.

Матушка подошла к нему и присела на корточки, чтобы оказаться с ним вровень.

– Почему ты украл? – спросила она, спокойно глядя в зеленющие, чуть раскосые глаза.

– Хотел жрать, – буркнул пацан, не отводя взгляда.

В этой наглости сквозило отчаянное мужество существа, давно и безнадежно противостоящего всему миру.

– Если я приглашу тебя в гости и накормлю, ты дашь мне слово, что ничего не украдешь в моем доме?

Бруни поймала себя на том, что невольно повторяет интонацию своей матери – Хлоя умела смягчать заскорузлые сердца простой и уверенной добротой.

Оборотень испытующе разглядывал неожиданную спасительницу. Кончики его ушей были немного заострены и в моменты волнения прижимались к черепу, что казалось одновременно и забавным, и устрашающим.

– Даю слово, – наконец произнес он. То ли в себе сомневался, то ли в ней? – А не обманешь? Стражникам не сдашь?

Матушка, взглянув на следы от кандалов, покачала головой. И, повернувшись к лавочнику, завела разговор о замене партии муки, будто забыв о мальчишке.

Когда они с Розеном в конце концов договорились, она неожиданно обнаружила оборотня рядом – внимательно слушающим разговор. И подумала о том, что обсуждать дела можно бесконечно, а батон парнишка так и не успел съесть!

– Ждите подводы через два часа, – сказал напоследок лавочник. – И еще раз прошу прощения за то, что мой приказчик перепутал партии для доставки!

– Бывает, – улыбнулась Бруни, на этот раз без тяжести во взгляде. Повернулась к мальчишке: – Идем со мной.

Когда они вернулись в трактир, начинало смеркаться. Григо Турмалин, сидя в своем углу, неспешно курил трубку и наблюдал за Ровенной, зажигающей свечным огарком большую люстру. Брунгильда терпеть не могла магические светильники, предпочитая их холодному свечению тепло, копоть и мягкий оранжевый свет язычков пламени. Но на охранный противопожарный свиток для здания раскошелилась и ни разу не пожалела об этом.

Из кухни раздавались оживленные голоса. Один принадлежал Пипу, а другой – его старшей дочери Ванилле, жизнерадостной дебелой девушке двадцати восьми лет от роду, дослужившейся от простой посудомойки до Старшей Королевской Булочницы. Ее визит мог означать только одно: короля посетили нежданные гости, для которых срочно понадобилось пикантное лакомство.

– Пресвятые тапочки! – воскликнула Ровенна, увидев оборотня. – Хозяйка, кто это с вами?