начала совсем неплохо раздобыть, по меньшей мере, сотни две золотых.

Грир, заметив, что к нему подплывает Мед Пеймлия, остановил за руку проходящего мимо служку.

— Принеси-ка ещё кубок, — приказал он, и добавил: — И колбасы.

Мед было за двадцать. Чёрные глаза этой красивой и крупной брюнетки обескураживали своей животной пустотой, а узкий, измазанный охровой помадой, рот вечно кривила кривая ухмылка. Муж Мед сгинул в одном из походов, и она, без средств, с маленькими детьми на руках, не нашла ничего лучше, чем продавать своё тело. Грир знался с Мед уже два года. Он не мог не одобрить её служение своим детям, оправдывающее отверженную обществом профессию, и часто одалживал ей деньги, стараясь выручить из трудного положения.

— Привет, Грир, — пробасила она, опершись полным бедром на угол столика. — Сильно занят?

Он с иронией посмотрел на неё и отрицательно качнул своей гривой.

— Сейчас для тебя принесут кубок и твою любимую колбаску. Посидишь со мной?

Мед опасливо оглянулась через плечо.

— Если у тебя не будет возражений, мистер.

— Не надо так меня называть, — раздражённо огрызнулся Грир. — Садись уже. С чего бы мне возражать?

Мед села, прижав к животу свою расшитую бисерными оберегами полотняную сумочку. Просторный пеллос нисколько не скрывал её статную фигуру. Грир всегда считал Мед достаточно привлекательной, чтобы составить счастье какого-нибудь мужчины. Вне этого города, конечно.

— Как идут твои дела, Мед?

Она навела на него взгляд своих блестящих глаз и рассмеялась.

— Недурно. В самом деле — недурно. Хотя и не так, как в старые времена. Скучаю, знаешь ли, по своей маркитантской жизни.

Служка принёс кубок и деревянную тарелку со скворчащими колбасками, и Грир тут же с ним расплатился. Мед, отметив его полупустой кошель, сочувственно улыбнулась.

— Ты-то как, Грир?

Он повёл массивными плечами:

— Бывал и лучше… Как дети?

Лицо одинокой дамы просветлело.

— Прекрасно!.. Навещала их вчера. Сторм уже встала на ножки.

Грир широко улыбнулся:

— Ну, раз Сторм встала на ножки, жди бури. Передавай ей привет от дядюшки Грира. — Он запустил пальцы в кошель, и, вытащив медяк, протянул Мед. — Купи ей от меня лакричную пастилку. Девочки любят сладости.

— Но, Грир, я знаю…

— Не верь слухам. — Нахмурился Грир. — Делай, что говорят, и держи язык за зубами.

— Как скажете, мистер.

Монти, дылда в белой рубахе и коротких мешковатых штанах, принялся наигрывать в дальнем углу на рожке. Монти работал в таверне с самого его открытия. Поговаривали, что у него случались приступы потливой горячки… Он не утруждался подтверждением или отрицанием этого, и играл на рожке как до падения Небесной Скалы, так и после него.

Мед начала подпевать, покачиваясь музыке.

— Монти талантлив, правда ведь? — спросила она. — Я бы тоже хотела уметь делать что-нибудь стоящее… Играть, например, как Монти.

Грир усмехнулся:

— Прибедняешься, Мед. Если б Монти зарабатывал, как ты, он был бы счастлив.

Она сдвинула чернёные углём брови:

— У меня есть что тебе показать, Грир. Только не поднимай высоко, чтобы никто не увидел. — Мед порылась в сумочке, достала какой-то мелкий предмет и сунула ему в ладонь. — Не знаешь ли, что это?

Грир повёл глазами по таверне, осматриваясь, и только после этого осторожно разжал пальцы. На его ладони лежал массивный стеклянный перстень со светлым четырёхгранным камушком. Грир хмуро вертел его в руке, пока не нажал на камушек. Тот перевернулся, открыв обратную сторону с изображением треугольника с зигзагом посередине. Он поднял голову и посмотрел на Мед проницательным взглядом.

— Где ты взяла эту мерзость?

— Нашла.

— Где нашла?

— В чем дело, Грир? Не пугай меня таинственностью.

— Готов дать руку на отсечение — это перстень восточного культа.

— Что-что?..

— Да, тёмный Восток.

Мед оградила себя обережным знамением.

— Он что-нибудь стоит?

— Возможно. Он выглядит древним. Возможно, золотой дирхем ты за него получишь. Может быть, два.

— Ты говоришь, что такие перстни носят на Востоке?

— Да, носили. Ещё до рождения Митры.

Мед вздрогнула.

— До Его рождения?

Грир улыбнулся:

— Да не волнуйся ты так. Скорее всего, перстень — удачная липа. Где ж ты взяла это?

— Я нашла это на кровати. Должно быть, он свалился с одного из моих клиентов, — напряжённо проговорила Мед.

— Лучше будет, если ты его выбросишь в реку, или в огонь, — посоветовал Грир. — Если перстень подлинный, твой клиент поднимет шум. Выбрось, и забудь, что видела.

— Но он же не знает, что я это нашла… — пролепетала Мед.

— Узнает, как только ты начнёшь его продавать.

Мед протянула под столом руку, и Грир вложил в неё перстень. Она задумалась на мгновение и качнула головой:

— Может, обойдётся.

— Избавься от этого перстня, Мед. Такую вещь можно легко отследить.

— А ты… сам не хочешь его прикупить, Грир? Скажем, за полдирхема? Резана — небольшая цена.

Грир засмеялся:

— А может быть, оно и медной монеты не стоит. Нет, Мед, спасибо, такие сделки не по моей части. К тому же — что я-то с ним буду делать?

Мед, разочарованно вздохнув, сунула перстень обратно в сумочку.

— Я и не знала, что это восточный орнамент. Я думала, треугольник — романский символ солнца.

— Это древний символ, он распространён по всему миру — терпеливо объяснил Грир.

— Да? — Мед посмотрела на него с удивлением. — И откуда это ты всё знаешь?.. Я-то, едва нашла его, сразу подумала о тебе — кроме тебя, мне никто не поможет с этим разобраться.

— Кто много жил, тот много видел, — улыбнулся Грир.

— Да, старость — не радость. — Пошутила Мед. — Ну, да хранят тебя боги, Грир. Спасибо за подарок для Сторм. Я куплю лакричную пастилу.

— Пусть они хранят и вас, — ответил Грир. — Избавься от перстня. Выйди на мост и швырни подальше.

Мед хихикнула:

— А река не выйдет из берегов? Прощай пока, Грир.

К величайшему восторгу Зубина, Грир прикончил колбаски и покинул «Одинокую даму» без приключений.

По дороге на постоялый двор он увидел на углу Мед, разговаривавшую с высоким мужчиной в тёмном плаще и конопье. Не заметив Грира, женщина взяла собеседника под руку, и они направились по улице, на которой Мед снимала квартиру.

Обычная наблюдательность Грира в этот раз засбоила — внимания на её спутника он не обратил, лишь скользнув по нему быстрым равнодушным взглядом. Грир был занят размышлениями о собственных планах, и этот посторонний остался в его памяти тёмным бесформенным силуэтом.

ТЕНИ ПРОШЛОГО

Грир жил в комнате над входом постоялого двора, расположенного позади лепрозория уже год. Этой каморкой с убогой обстановкой он почти не пользовался: она была мрачной и