Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не заметив как прошёл целый день, герой выпал из раздумий когда в комнату постучались. Эспен по запаху понял, что это не Грезэ и ответив: «Войдите.» — поприветствовал её отца, встав с кровати.
— Пойдём, ужинать за столом с нами будешь. — пригласил его Ярон.
Убранство первого этажа представляло собой печь на которой спал серый кот, несколько полок с глиняной посудой и бочонками с медовухой, непосредственно стол с несколькими скамьями и единственным вырезанным из дерева стулом на котором восседал староста. Всё это украшали многочисленные рушники, скатерть и вышитые салфетки на которых стояли миски.
Грезэ вытащила из печи пироги и поставила их остывать на подоконник. Следом из печи показался и казан с пловом, который девушка стала накладывать в отцовскую тарелку. После Ярона, следовало наложить еду гостю.
— Эспену побольше накладывай. Не жалей.
— Батюшка, после того, что этот вумник…
— Женщина в доме да молчит! Не спорь, а то выпорю. — пригрозил рыжебородый муж и сжал свой кулак размером с голову Эспена.
— Простите грешную, батюшка! Издавна в нашем доме гостей не бывало! Ещё со времён матушки… — бросилась ему в ноги дочка.
— Ну всё-всё! Нюни мужу своему распускать будешь. Накладывай еду и садись с нами за стол. — успокоил её Ярон.
Послушавшись отца, Грезэ вывалила в миску Эспену едва ли не треть содержимого казана, после чего отложила немного себе и остатки спрятала обратно в печь, чтобы отец поел утром перед работой. Принеся из подвала кувшин с молоком, она разлила его по трём вырезным стаканам и уселась за стол.
— Храни нас Храдхир! — произнесли в унисон Ярон и Грезэ.
— Храни нас Храдхир… — немного запоздало добавил черноволосый мужчина.
В течении всего ужина никто не проронил ни слова. Поговорка: «Когда я ему — я глух и нем.» — как и сотни других подлежали у деревенских безукоризненному исполнению. Эспену довелось убедиться в этом при встрече с лесничим и, будучи животным, он боялся боли больше чем люди, хотя из-за того, что его тело было лишь носителем, то он мог контролировать его чувствительность… в будущем, поскольку контроль над оболочкой устанавливался постепенно, в течении всей жизни.
— Батюшка, позвольте к девкам пойти, на суженого при свечах погадать! — спохватилась Грезэ, опустошив тарелку.
— Иди, только чтобы до захода Кустоса дома была. Ни то… сама знаешь, выпорю.
— Слушаюсь, батюшка! — весело ответила девчушка и набросив на себя тулуп с шарфом, выскочила из избы.
— Варежки забыла! — заботливо выкрикнул ей вслед староста.
— Спасибо, батюшка! — ответила Грезэ, приоткрыв дверь и взяв из со скамьи.
Эспен остался один на один с Яроном. Чутьё зверя не говорило ему об угрозе, но кто знает этих двуногих… Рыжий муж был ниже по иерархии тех своих собратьев, что охраняли нынешнее тело паразита, но был крупнее и явно обладал боевым опытом, чего не скажешь о сухих стариках в балахонах с кинжалами.
Впрочем, тогда Эспен был намного сильнее чем сейчас, да и с повреждённой-то рукой ему…
— Не знаю, врёшь ты, что память потерял, правда ли это или ты скрываешься от кого-то… Учти, что если пришёл ты со злым умыслом сюда, то я, скрывать не стану, тебя на заднем дворе под яблоней закопаю.
— Я правда ничего не помню и… — Эспен подбирал слова из приобретённого «двуногого» лексикона, — Как будто я растерял все свои навыки. — состроил полную безнадёжности гримасу паразит.
— Оно и видно. — тяжело вздохнул Ярон.
«Фух! Пронесло!»
— Гунхильдр тебя как только не поносил сегодня. А он дядька прожжённый. Может где-то грубый, но заботливый. Не серчай на него, он твои навыки увидев малой кровью тебя прогнал.
— Почему бы ему не научить меня азам охоты? — спросил Эспен.
— А когда тебя учить-то? Это учебные вылазки делать надо. Да и лоб ты здоровый. Мы то охотников с отрочества тренируем. — ответил староста и забравшись рукой в карман штанов, достал из него книжонку с пожелтевшими страницами, — Говоришь ты грамотно, без селюковского говора. Я свою дочь как не пытался выучить, а всё одно — из пустого в порожнее. Меня-то в армии с кулаками грамоте учили, а я… Я сколько не грозился её выпороть, до реального дела доходило раз десять за жизнь наверно. Она сама по себе послушная, добрая, но по-девичьи гулящая, свободная. Вся в мать, храни её душу Мезенгет.
Так вот, к чему я это… Читать умеешь? — спросил староста вынырнув из мыслей о покойной супруге и красавице-дочке.
— Н… Да, наверное… Можно взглянуть? — указал паразит взглядом на книгу.
Ярон крутящимся движением отправил её в сторону Эспена и тот, раскрыв её выдохнул:
«По-видимому, умею.»
— Справочник для младшего офицерского состава… — прочитал он затёртую надпись на обложке.
— Я, конечно, до офицера не дослужился, но один мой товарищ выкрал её у вора, который выкрал её непосредственно у лейтенанта, а мне она досталась после его смерти когда делили вещи.
Ты не обычный человек. Ты «дохляк» — первоуровневый адепт. — пояснил Ярон.
— Кто… Гунхильдр тоже говорил, что я «дохляк». Что это значит? — искренне поинтересовался Эспен.
— Из тебя вряд ли выйдет охотник, но ты можешь как и я — охранять это место и выполнять тяжёлую работу, что не под силу обычный смертным. Почитай её, потому что у меня нет времени сейчас распинаться, что и как. Там вполне доступным языком всё описано. А теперь иди и займись делом.
— Спасибо… — взяв со стола справочник, Эспен поднялся на второй этаж в спальню, зажёг свечу и сел за стол читать.
«О Тельмусе…» — прочёл паразит заголовок первого параграфа.
С этих слов началось погружение пресмыкающейся твари в теле человека в тот жестокий и яростный мир, ставший для него обыденностью ещё в лесу, но осознанно видимый лишь сейчас.
Тельмус — представлял из себя Древо Жизни пронизывающее всё сущее на Карцере. Кто-то воспринимал Тельмус как реку энергии, кто-то как энергию Ци или нечто подобное и каждая интерпретация имела право на существование, поскольку никто не был способен узреть истинную форму Тельмуса. Лишь каналы и меридианы проходящие под землёй и даже в воздухе.
Существа населявшие планету были частью Тельмуса, а если быть точнее то… листва. Они вырастали и опадали, появлялись из почек, цвели, зеленели, желтели, опадали и превращались в тлен. У кого-то этот путь был дольше, у кого-то короче. Суть была в том, что в конце-концов они становились удобрением для самого Тельмуса.
И подобно листве, все они