Шмыгаю носом, рукавом вытираю мокрые щеки.

Мам, я так скучаю по тебе. Приди ко мне, хотя бы во сне.

На следующей странице вижу на фотографии счастливых родителей. Они стоят на песчаном берегу, обнимаются и кричат мне «сы-ы-ыр». И не важно, что тут горизонт завален, что четверть фотографии занимает отпечаток моего пальца. Я все равно считаю этот кадр лучшим из лучших.

Слышу негромкий стук в дверь.

— Входи, пап.

Отец молча входит в комнату и садится рядом на кровать. Наклоняется и вместе со мной начинает рассматривать фотографии.

— О, — мужской палец ложится на мой детский портрет. У меня там надутые щеки, грозный прищуренный взгляд и обиженные губы. — Я помню, как в тот день ты бегала по всему зоопарку и кричала «Помогите!».

— Тот попугай с гигантским клювом собирался напасть на меня, — переворачиваю страницу и вижу ту самую птицу, которая сильно напугала меня в детстве.

— Птица спала в клетке.

— И что? — Я поднимаю глаза и смотрю на отца. — Его клюв во сне меньше не становится. Ара до сих пор приводят меня ужас.

Мои щеки все еще влажные от недавних слез, но этот короткий возврат в прошлое вызывает на лице улыбку.

— Влада, этот ребенок не займет твое место, ни в коем случае. Я буду любить всех вас одинаково. Но ты, дочь, для меня всегда была, есть и будешь моей особенной доченькой, моим первенцем. Мы с Мариной очень тебя ждали двадцать лет назад. В роддоме тебя в первую очередь положили ко мне на грудь, пока маму зашивали после кесарева. Ты наше солнышко, наша синеглазка. — Моя улыбка становится шире от этого «прозвища». Денис частенько так ко мне обращается. — Прости, что так тебя огорошили. Я просил Ингу подождать, но гормоны бегут впереди нее. Я хотел позвонить, предупредить, но мой телефон, как выяснилось, давно разрядился.

— Как думаешь, мама не злится на нас, что мы живем дальше? Живем без нее?

— Котенок, иди ко мне. — Папа распахивает объятия и я мигом ныряю к нему под мышку. — Конечно же, мама не злится на нас. Я уверен в этом. Наоборот, она всегда выступала за то, чтобы мы все были счастливыми. То, что сейчас мама не с нами, не отменяет этой цели. Мы обязаны сделать все, как она мечтала. Мы должны жить дальше, быть достойными и счастливыми людьми. Это наша прямая обязанность не только перед ней, но и перед самими собой, котенок.

— Я умом все это понимаю, папа, но внутри все равно болит, понимаешь? — Я указываю ладонью на грудную клетку. — Почему все так сложилось, пап? Почему маме пришлось покинуть нас? Я очень скучаю по ней. Мне безумно ее не хватает.

Папа гладит меня по голове, так же как раньше делала это мама.

— Я понимаю тебя, доченька. Я тоже скучаю по Марине.

Денис

Рабочий день идёт своим чередом. Плотный распорядок никак не разгружается. На смену одному делу прилетает два новых. То срывается кейтеринг для международной научной конференции, то из-за вспышки гриппа, детские соревнования меняют свой формат, что влечёт за собой смену всего организационного процесса, то банк блокирует счета из-за проверок документов. В общем дел невпроворот, я то и дело отвлекаюсь на мысли о Владе.

Никак не могу выкинуть из головы тот вечерний звонок из дома Влады. Короткий разговор с отцом настолько выбил девушку из колеи, что ее яркие синие глаза в миг потускнели и стали неживые будто. Из игривой, сексуальной кошки, она в мгновение ока превратилась в маленькую, ранимую девочку, у которой забрали жажду жизни. Следующим утром голос Владиславы звучал чуть лучше, но все равно в нем отсутствовали ноты былого задора, игривости, лёгкости.

Выхожу из-за стола и разминаю плечи. Встаю напротив окна и смотрю на оживленную улицу. Прячу руки в карманы и размышляю обо всем.

Внутри зреет желание помочь девушке, но есть одна проблема: Влада не просит меня о помощи. А влезать в чужую семью с непрошенными советами — дело неблагодарное.

— Денис Юрьевич, к вам посетитель, — уверенным тоном сообщает мне, вошедшая в кабинет, секретарша.

— Я же говорил, что занят. Все личные встречи после трех.

— Я знаю, — осекается Елена, — Но пришел Олег Юрьевич — ваш брат.

Делаю оборот на сто восемьдесят градусов и жестом показываю помощнице, чтобы поскорее впускала родственника сюда.

И, да, я помню, что у меня куча запланированной работы. Но семья для меня — приоритет. Никогда не знаешь, что может случиться в жизни и какие твои слова могут стать последними.

— Здравствуй! — пожимаю руку брату и приглашаю на диван. — Какими судьбами к нам? Чай, кофе?

— Спасибо, но я пас. Я тут не для того, чтобы напитки распивать.

— Не понял? — расстегиваю пиджак и сажусь на диван рядом с братом. — Только не говори, что приехал меня проверять. Оле-е-ег?

— Ты посмотри как напыжился. Расслабься, Ден. Нет, я здесь не для того, чтобы трепать тебе нервы. Мы всей семьей прилетели в столицу на несколько дней. Яна хочет какому-то именитому педиатру Соню показать. Последнее время мелкая часто болеет, и кашель никак не прекращается.

— А ваш семейный доктор куда делся?

— Лучше не спрашивай. Этим процессом руководит Яна. Мне проще согласится с ней и прилететь сюда. В противном случае меня ждет молчаливая пытка в виде недовольный жены дома, которая на вопрос «все ли в порядке?» отвечает, томно вздыхая, коронную фразу «все нормально!».

— Тогда чего ты не с ними?

— Яна с детьми сейчас в детском развлекательном центре неподалеку, а я приехал за тобой. Приглашаем тебя присоединиться к нам на обед в ресторан.

— Мог бы просто позвонить.

— Мог бы. Но Яна сказала, что личный визит не позволит тебе отвертеться от приглашения. «Титовы — адские трудоголики. Вас пока силой из офиса не вытолкаешь, никуда не сдвинетесь» — дословная цитата моей жены.

— Кажется, я что-то подобное уже однажды слышал? Лет так пятнадцать или двадцать назад.

— Так говорила наша мама, когда отец задерживался на работе в очередной раз.

— Удивительно, что им с Яной не сразу удалось поладить.

Пол часа брату приходится поскучать на диване в своем уже бывшем кабинет, пока я доделываю горящие дела и отвечаю на несколько срочных писем.

Уже в коридоре агентства я носом к носу сталкиваюсь с Владой. Она не поднимая глаз, шепчет «извините» и бежит дальше.

— Жди на улице, — говорю я брату и догоняю синеглазку, ловлю ее практически у самой лестницы. — Влада, постой. Привет. Что случилось?

Разворачиваю Владу к себе лицом и пальцами поднимаю ее подбородок на себя. Ее глаза полны слез, веки красные и немого опухшие. Вчера вечером и сегодня утром она сбрасывала мои звонки, написала, что не может говорить, перезвонит позже. Я думал, что сегодня она тоже взяла отгул и осталась дома.