Пожав плечами, Марфа послушно вынула из ушей сережки, сняла колечко, расстегнула на шее цепочку и положила все рядом с драгоценностями сестры. Нельзя сказать, что она сделала это с легкостью — она любила свои сокровища, каждое из которых было не просто безделушкой, а памятным подарком. Например, золотую цепочку ей подарил отец в тот день, когда она получила красный пояс по карате, колечко с рубином досталось от мамы в день окончания музыкальной школы, а сережки всем сестрам на пятнадцатилетие подарила двоюродная тетка из Костромы. «Сестрам по серьгам», — шутила она. Но раз Лайке надо, значит, надо!

Между тем Аглая принесла из комнаты свой матерчатый пенал-трубочку и вместо ручек и карандашей сложила туда драгоценности.

— И что ты будешь с этим делать? — поинтересовалась Марфа.

— Попробую выведать, сколько стоит любовь этих парней! Раз уж мы не знаем точно, испытаем обоих. Ладно, пошли спать! Утро вечера мудренее.

— А Тинка? Что ж, мы так и оставим это дело?

— В конце концов, мы действительно ей не родители. Пусть живет своим умом, если очень хочется, — буркнула Аглая перед тем, как идти спать.

А сама виновница всей этой суматохи в этот час находилась в «Би-бое». Она сидела за стойкой рядом с Витьком, тот что-то шептал ей на ухо.

Тут и застал их Димон. Он увидел парочку еще с порога, едва войдя в клуб.

— Привет! — помахал рукой Витек. — Подсаживайся!

Димон, чувствуя себя скованным и неловким, опустился на табуретку по другую сторону от Тины.

— Знакомься! — проворковал Урлов, наклоняясь к Тине. — Мой друг Витек!

Девочка подняла на парня мерцающие в полутьме глаза, их взгляды встретились… Прошла целая вечность, прежде чем Димон снова смог дышать.

— Очень приятно, Тина. — Узкая ладонь обожгла руку Димона. — Ты тоже танцуешь брейк? — Она кивнула на его подвернутую штанину.

«Тоже!» Димон вспыхнул. Ему не понравилось, что его поставили в один ряд с Урловым. Он бросил на Витька мрачный, угрюмый взгляд.

Словно почувствовав его внутреннее напряжение и враждебность, Витек демонстративно обнял девочку за плечи, притянул к себе. Она не сопротивлялась, наоборот, Димону показалось, что ей нравится: Тина приникла к парню, опустила голову ему на плечо.

Сердце Димона сжалось. Он ерзал на табуретке, не зная, как поступить. Устроить скандал вот так, сразу? Разоблачить Витька прямо сейчас, здесь? Нет, не пойдет. Что подумает Тина о нем самом? Во всей этой истории он виноват не меньше Витька. А ему ох как не хотелось предстать перед девочкой в черном свете! И в то же время его всего переворачивало, когда он смотрел, как они обнимаются.

— Чего ты все молчишь? Расскажи что-нибудь! — Витек толкнул его кулаком в бок. — Ты же у нас такой разговорчивый!

Димон мотнул головой. Он смотрел перед собой, лихорадочно соображая, что делать, и чувствуя, как внутри закипает ярость. Его трясло от того, что рука Урлова так по-хозяйски расположилась у Тины на талии. Его просто колотило, когда она опускала голову парню на плечо. А как она на него смотрела! Восторженно, преданно, как на любимого. Димона ломало, он готов был выплеснуть в лицо Урлову коктейль, которым тот угостил его, или даже стукнуть стаканом по голове — пальцы, сжимавшие стекло, побелели от напряжения. И только остатки здравого смысла и боязнь одним неловким движением все испортить останавливали его.

Заиграл рок-н-ролл. Урлов с Тиной вышли на середину круга, вскоре все взгляды были прикованы к ним. Кровь бросилась Димону в лицо. Урлов обнимал девочку, крутил ее, вертел, прижимался… Делал с партнершей все, что хотел, а она, легкая, как перышко, была ему полностью послушна. Как будто у них уже давно роман… Умом Димон понимал, что все его мысли — несусветные глупости, что это просто танец и ничего больше, но чувства взбунтовались и не слышали разума. Он с трудом дождался конца представления и с облегчением вздохнул, когда музыка, наконец, прекратилась.

Но тут же зазвучала знойная румба, и он вздрогнул, болезненно скривившись — ему больше не выдержать такой пытки! Еще один танец смотреть на нее в объятьях Витька — нет, это выше его сил!

Простое и очевидное решение пришло само собой. Он подошел к паре и очень вежливо, с улыбкой обратился к Витьку:

— Эй, приятель! Одолжишь свою девушку на один танец?

Удивленный Урлов пожал плечами.

— Да пожалуйста! Если она не против, танцуйте, мне-то что!

— Я не против, — улыбнулась Тина и взглянула Димону прямо в глаза. — А ты танцевать-то умеешь?

— Умею, — произнес Димон, чувствуя, что от этого взгляда у него внутри все переворачивается.

— Тогда пошли? — в голосе девочки звенели колокольчики.

— Пошли, — просипел Димон, вдруг враз потеряв голос.

Он не понимал, что с ним творится. Его колотило, ноги подкашивались. Он страстно хотел быть рядом с Тиной и страшно этого боялся. Ему казалось, что стоит ему прикоснуться к ней, мир взорвется и рухнет, и настанет конец света. И в то же время его влекло к ней с такой бешеной силой, словно она была загадочной планетой «черный карлик», чье притяжение в тысячи раз превосходит земное. Он протянул ей руку, она послушно вложила в его ладонь свою…

И мир действительно взорвался и рухнул. Он посмотрел ей в глаза и утонул в них.

Что было дальше — он не помнил. Несколько минут танца пролетели как один миг, но в той стране, где он очутился, прошла вечность — и он успел прожить целую жизнь, в каждое мгновение которой был невыносимо, до острой боли счастлив. Он не произнес ни слова, он даже забыл, что надо дышать — лишь тело его, послушное привычке, исполняло давно вытверженные танцевальные па.

Он горел, как молния, и Тина вздрогнула, первый раз коснувшись его. Он был очень странным, этот парень, все время молчал и смотрел на нее так, словно умирал, и лишь одна она могла его спасти. И девочка почему-то не могла оторваться от этого напряженного страстного взгляда, ей казалось, что вся вселенная держится на тонкой ниточке, протянувшейся между ними…

Он оказался прекрасным, просто потрясающим танцором — таким, какой еще ни разу не встречался Тине. Если Витек был лидером и вел за собой, то Дима словно бы предугадывал любое ее желание и каждое движение, танцевать с ним было так же легко, как разговаривать или дышать… Но так и должно было быть в той стране, где они очутились — здесь говорили языком танца, другие слова были не нужны.

Публика замерла. Не было ни свиста, ни топота, ни аплодисментов. От двоих на площадке исходило какое-то немыслимое сияние — разве что искры не сыпались. Завороженные, зрители смотрели на представление — это была уже не обычная румба, а загадочная и чарующая история встречи двух сердец. Танцующие утянули в свой волшебный мир всех, кто смотрел на них — загипнотизированные зрители не видели ничего, кроме танца. Лица их размягчались и светлели — как бывает, когда присутствуешь при чем-то невероятно хорошем, когда на твоих глазах творится чудо.