— Пойдем, — попросил он, — коней поищем…

Они пошли прочь.

Тем, кто остался лежать в пыли у них за спиной, уже ничего не могло помочь. Мало того, дело, что привело их в Фофаново, само требовало помощи. Мимо чадящих дымом домов с распахнутыми и выбитыми дверями они осторожно шли вперед, с хрустом вдавливая в землю черепки и чадящие головешки.

Весь еще не была мертва — во дворах бродили куры, кричали петухи, где-то мычали коровы, только вот людей не было.

— Сожрали их всех, что ли? — злясь на свой страх, спросил Исин. — Только что-то я не слышал, что бы песиголовцы людей жрали.

Избор не ответил, осторожно выглядывая из-за забора. Он долго молчал, а потом ответил, как это часто бывало не на вопрос, а на свои мысли.

— Их осталось немного.

— Кого?

Избор еще помолчал. Исин по его лицу видел, что тот не думает, а просто наблюдает за улицей.

— Всех… И тех и других, — наконец произнес он и добавил совсем уж невпопад — Кошки-мышки…

— Куры и коровы, — хмуро ответил ничего не понявший Исин. — И не одной лошади… А князь обещал.

— Раз обещал, значит, будут лошади. У Брячеслава слово с делом не расходится. Ты же знаешь, что если он кого повесить пообещает, так обязательно повесит…

— Повесит, повесит… Только при чем тут кошки?

— Кошки-мышки…. Бегом!

Он одним махом перебежал улицу и влетел в ворота напротив. С нового места были видны полу обгорелые стены — все, что осталось от добротного двухповерхного дома войта. Над ним еще поднимались клубы дыма.

— Песиголовцев было десятка два. Для них эта стена в десять бревен — не препятствие, а так…

Он щелкнул пальцами.

— Городок подожгли, жителей, кто сбежать не успел — вырезали. Им бы все та с рук и сошло, только вот дружинники. Тут у них и не сложилось…. Теперь и тех мало и других мало осталось. Вот они друг друга по городу и гоняют. Теперь Исин понял, что имел ввиду Избор, когда говорил о кошках-мышках.

— Хороши кошки-мышки…

— Какие есть….

Где-то в стороне послышался щелчок, словно в город вернулся ничего не знающий пастух и привел стадо. Исин встрепенулся и посмотрел по сторонам.

— Принесло кого-то….Коровы-то нам зачем?

Вслед за ударом хлыста послышался звериный рев. Так мог реветь только медведь или вепрь.

— Коровы? — с сомнением переспросил Избор.

— А-а-а-а-а! — взревело у них за спиной. Они повернулись, словно тот же незримый кнут достал каждого из них от плеча до задницы. Штук шесть песиголовцев выскочили из-за поворота, внезапно, словно грибы после дождя. Солнце обливало волосатые фигуры и блестело на влажных зубах и остриях мечей. Не смотря на то, что на песиголовских мордах человеку что-либо прочитать, было затруднительно, но в этот раз все было иначе. То, что прилипло на мордах в этот раз иначе, чем радостной улыбкой назвать было невозможно.

От нее Исина качнуло назад, прямо на обгорелый забор. Тот не выдержал напора и рухнул, разваливаясь на обгорелые жерди. Дело решили мгновения.

Избор поддел ногой кучу золы. Сквозь нее песиголовцы рванулись к людям, но закрутили головами, зачихали и бестолково замахали мечами. Исин прыгнул вперед, рубанул там кого-то, но воевода гаркнул:

— Назад! К терему! — и он послушно отступил. Опередив врагов шагов на двадцать, они вбежали в развалины войтова жилища.

— Живыми брать! — донеслось со двора. — Кожу сдерем, барабан сделаем, вечером попляшем!..

У Исина дернулась щека.

— Чего дергаешься?.. — спросил его Избор. — Похоже, и тут знают, что ты любишь, что бы тебе по вечерам спину чесали….

Сквозь распахнутую дверь они видели, как песиголовцы осторожно подходят к чудом оставшейся целой после пожара стене. Они словно знали, что за ней нет ничего, кроме обгорелых бревен, и что беглецам там деться некуда. Избор повернулся, оценивая позицию. Сразу за их спиной начинался хаос. В нем столы, лавки и сундуки перемешались с обгорелыми бревнами, а сверху все это добро щедро засыпали дощечки гонты. Избор потоптался, отыскивая ногами место поровнее, достал стрелу. Песиголовцы были слишком близко, но ничего другого не оставалось.

— Дверь прикрой, — сказал Избор. Ее, как и полагается в таких случаях, прорубили низко, что бы входящий наклонился, прежде чем войти в дом и если б тут еще остались стены, то и в одиночку можно было бы продержаться.

Исин тронул дверь, но на не поддалась. Тогда он дернул ее со всей силы, и скребя землю она плотно закрыла проем.

Сверху посыпались угли, что-то словно разъяренная пчела коснулось щеки. Он хлопнул себя рукой, и под ладонью, делясь последним жаром, рассыпался маленький уголек. Наверху громыхнуло, Исин задрал голову, и тут же изменившись в лице, заорал.

— Назад!

Сверху, соря горячими угольками, падало бревно. Избор сообразил, что тут происходит раньше хазарина. Он крикнул:

— Вперед! — и плечом навалился на стену. Бревна заскрипели, и стена качнулась наружу. Исин, сообразив, наконец, что от него требуется, уперся спиной в обгорелое дерево. Избор краем глаза увидел, как напряглись у того жилы на шее, и капля пота потекла вниз, смывая сажу и грязь. Стена, только что выдержавшая напор огня выгнулась словно парус, поддавшись напору четырех рук. С самого верха посыпались бревна. Спекшийся в корку мох, куски глины застучали по земле, но все это падало уже не им на головы, а рядом. И вот, наконец, стена, став на мгновение плоской как, ладонь, что готова прихлопнуть муху величаво качнулась, и улеглась вдоль улицы. В грохоте бревен затерялись крики песиголовцев. Тяжело дыша, Избор посмотрел на устланную бревнами улицу. Когда шум скрылся в небе, он сказал:

— Зато тут теперь как в Киеве. Там тоже около Владимирова терема все бревнами выложено…

Немного запоздало, но все-таки к месту Исин добавил:

— А это вам барабанные палочки.

Все было хорошо. Посреди ставшей деревянной улицы сиротливым столбом стоял только один песиголовец. Он удивленно вертел головой потрясенный не столько случившимся, сколько своим чудесным спасением. Оглядываясь вокруг, он видел только бревна, и не мог взять в толк — как все это произошло.

Исин пришел в себя первым. Он подобрал брошенный меч.

— В окно влез, — сказал он, прикидывая как можно добраться до него не сломав ног. — Как комар, зараза…

Избор вскинул лук, но опережая это движение за спиной у них загрохотало, и мимо пронесся ток воздуха. Он родился из негромкого шелеста и ставшего в конце громовым щелчком. Тетива, мгновение назад разделявшая песиголовца надвое, дрогнула, и на его месте вспучилось кровавое облако. Избор успел прикрыть лицо и ощутил, как ошметки шерсти и капли крови коснулись кожи. Он повернулся, уже зная, что там увидит.