У меня как хроникера нет достоверно проверенных фактов, но существует молва, что Суламиф-ключница тайно выдавала за деньги ключи парам, которые не могли более терпеть. Я повторяю – это молва. Более того, иногда мужчины покупали у Суламиф ключи от замков не своих жен.

Софи продолжала сидеть неподвижно на стуле в грохоте выстрелов, с ведром на голове и всегда со свежими цветами. Иногда поднимала руки и щипала свои соски. Это было дико эротично и не помогало сосредоточиться и выбить сто очков из десяти выстрелов. Даже одиннадцатая пуля не приближала их к Софи Лорен, как прозвал ее кто-то из остряков. Стреляли все. Даже муж Суламиф – и тот спросил: “Где стреляют?”

Все с изумлением смотрели на старого ворошиловского стрелка, который очень неплохо расстрелял все десять пуль, но всё ж не набрал ста очков. Суламиф, проклиная собравшихся развратников, уволокла мужа. Женщины деревни не знали, как реагировать на нашествие этого безобразия. Стало понятно, что выбить сто очков и завладеть роскошным телом таинственной незнакомки – практически недосягаемое желание. Не было среди маффетцев чемпионов ГТО.

Сложилась необычная ситуация. Единственное женское тело, доступное, не закованное в дамасскую сталь, вот оно, рядом, но…

В столовой разговоры только о заезжем тире. Гульсунда постоянно плачет в серном источнике, вспоминая, как молча уехал ее возлюбленный. Приедет ли? Она решила худеть, худеть, худеть и, может, так вытянуть себя из стальных оков. Мы с Кафкой просили брата Гульсунды вернуть ей ключ от пояса. Тот иезуитски не соглашался. Мы подрались. Он нас с Кафкой одолел.

И вот на кухне среди котлов, сковородок, где жарятся и парятся различные яства, одни названия только чего стоят – “купаты”, “чанах”, “чакапули”, “сациви”, “баже”, – среди этого роскошества стоит восемнадцатилетняя девственница, ее качает от голода, слабости, но пышные античные формы не хотят тончать, не хотят. Стальной дамасский капкан не хочет отпускать ее бедра, пах, ягодицы. Почему мы с Кафкой молчали, не сказали Гульсунде, у кого ключи? Это я тебя спрашиваю, Чанчур! Не думай, что я, увлекшись хроникой маффетской войны, забыл про тебя. Так почему мы с Кафкой не решались сказать Гульсунде, у кого ключ? Боялись, что, старше нас на два года, брат Гульсунды Зозо вновь изобьет нас? Да, Чанчур, сознаюсь тебе, мы боялись его кулаков. Он был откровенно сильнее нас с Кафкой. Часто пользовался кастетом.

* * *

Наконец после долгого отсутствия в деревню приехал Арсен. Увидел шатер. Зашел. Стал стрелять. Выбил сто из ста. Даже не использовал утешительную пулю. Маффет завопил! От зависти, от злобы, от восхищения! Взволнованный Кролик объявил:

– Софи Лорен твоя, Арсен Гастелло!

Женщина встала, потянулась, как пантера, собралась снять с головы ведро с цветами, но Кролик сказал:

– Софи, не нарушай традицию, снимешь там!

Он указал на трейлер, где жили тирщики. Все знали, в трейлере есть красная комната с красной кроватью, с красной клизмой для подмывания…

Арсен спросил Кролика:

– Могу свой выигрыш передать другому?

Все обомлели. Кролику Максимовичу Штрипке показалось, что он ослышался:

– Как другому?

Арсен сказал:

– У меня другие планы. Я могу свой выигрыш передать другому?

Женщина, нарушая традицию, сняла с головы ведро с цветами. Чернобровая, смуглая, пухлые губы, зубы-жемчужины. Почему она прятала лицо? Непонятно.

Богиня молча выжидающе смотрела на Арсена. Толпа маффетских мужчин молча и выжидающе смотрела на Гастелло.

Неужели он кому-то позволит провести ночь с ней? И кому такой подарок?

Кролик ответил:

– Ты хозяин этой ночи. Делай, что хочешь!

Арсен произнес:

– Скажите папе, хоть я плохой сын, но это мой подарок ему!!!

Арсен вышел из шатра. На кухне столовой среди раблезианского шипения и бульканья Арсен сказал Гульсунде:

– Я много думал, мозги у меня не шибко умные, но что-то мне в голову засело… Что – не скажу. Пока. Но знай, я очень, очень люблю тебя!

Гульсунда дико закричала.

Она не заметила, как прижала свой зад к раскаленной газовой плите…

Очень кратко сообщу, что Арсен Гастелло стал один строить опоры водопровода. К нему заглядывали маффетцы, кто-то помогал, но почему-то через день-два он вновь оставался один. Тир и жажда выбить сто из ста отнимали всё время маффетских мужчин.

Построив три четырехметровые опоры, Арсен подвез трубы. Подъемный кран долго не приезжал, но и он появился, водрузил на опоры трубы. Рыжий сварщик Федул приварил их. Две недели ушло на бюрократию в Анаре, чтобы вентиль, подающий воду на линию Маффет, был открыт. Когда Арсен вернулся в овраг, где стоял его строительный сарайчик, он обнаружил лужу. С одной из труб тонкой струйкой текла вода.

“Надо допаять”, – подумал Арсен.

В луже чистой воды сверкал ключик…

Вода лилась из крана каждого маффетского дома. Суламиф-ключница раздала женщинам ключи. На свадьбу Гульсунды и Арсена Гастелло пришли все, даже Софи Лорен, на которую глазами победителя смотрел папа-парикмахер.

На женихе – черный костюм, на голове невесты – венок из белой сирени… Радостные голоса поют.

А в мрачной космической темноте вновь бесшумно летит огромный метеорит с Урана.

Он держит в руках двух мраморных слоников, не зная, какой страшный, но притягивающий меня адским магнетизмом своей личности человек по имени Лаврентий Павлович Берия подарил этих слоников его прабабушке (моей бабушке) Екатерине Григорьевне Миндадзе. Фотография эта, снятая совсем недавно, тоже была в той самой коробке из-под сигар.

Как-то я рассказывал Томе Стэнко о своих нелепых встречах со знаменитостями (мы сидели в кафе книжного магазина “Республика”, что у площади Маяковского). Тома смеясь сказала: “Напиши про них, про Галактиона Табидзе, Лаврентия Берию, Милоша Формана, Вана Клиберна, Сергея Довлатова – такой «Каталог знаменитостей»”. Засмеявшись в ответ, я обещал написать, потом забыл…

На днях, переселяясь в новый дом, укладывая в картонные коробки всевозможные ненужности вроде упомянутых двух мраморных слоников (их в комплекте семь штук, по старинному поверью приносящих счастье), куклы с фарфоровой головой, один глаз закрывается, второй нет, акварельного рисунка “Ленин в гробу среди хризантем”, нарисованного неизвестным художником и датированного 1924 годом, я наткнулся на серебряную сахарницу с надписью: “Екатерине Григорьевне Бухаровой от Мишо и Като в день ее свадьбы”. Говорилось о свадьбе моей русской бабушки. Секретарь-машинистка вышла замуж за своего босса Давида Алексеевича Миндадзе. Дело происходило в Баку. Дедушка имел завод по производству осетровой икры и отсылал ее (икру, а не бабушку) к столу его императорского величества Николая Второго. В старом тбилисском доме, помню, была фотография дедушки и императора со страннейшей хулиганской надписью на обратной стороне: “В п…де тонут большие корабли”. Странно, домашние фотоальбомы всегда кем-то тщательно редактировались. На групповых фотографиях вырезались головы людей, объявленных врагами народа… а эта фотография дедушки и императора с крайне неприличной, заборной надписью хранилась в нашем доме нетронутой. Кто автор этой надписи, не знаю. Классе в третьем я прочел ее по слогам, не очень понял, но спросить у взрослых не решился…